В Бухаре нашли временное пристанище Подольское артиллерийское училище и Харьковский тракторный завод, который практически мгновенно перепрофилировался в танковый. Все это Соня узнавала из скупых реплик немногословного майора. Всякий раз, когда приезжали в Бухару, майор останавливался в военной гостинице, Соню же селил в доме полковника, в интеллигентной семье. По ночам Соня просыпалась от дикого утробного гула направляющихся на фронт танковых колонн.

По вечерам на узкую ташкентскую улочку за Соней приезжал майор, увозил ее в театр или в компанию сытых мужчин и женщин, иногда долго катал по городу, возвращал далеко за полночь, бывало, оставался до утра.

В один из таких вечеров, когда Соня крутилась у зеркала в только что сшитом Любашей платье, в бриллиантовых серьгах, которые рискнула достать из тайника, в новых туфлях, поглядывая с нетерпением на часы, она услышала звук резко притормозившего автомобиля. Следом раздался чеканный шаг, так не похожий на мягкий, крадущийся шаг майора. Она побледнела, мгновенным движением руки стянула с себя серьги, сунула их Любаше, все еще приглаживающей платье на Сониных плечах, прошептала:

— Если что, все в подушке! Все твое и Лизино!

Ее увезли в тот же вечер, но уже утром она вернулась, бледная, перепуганная насмерть, но живая.

— Его убили… — процедила она. — Ничего не спрашивай, я ничего не знаю! Благо, полковник, что должен был меня пытать, оказался моим преданным почитателем. Стал вспоминать все мои премьеры, кажется, не пропустил ни одной. Сказал, что надеется на встречу, — с тоской проговорила Соня.

Встреча, к счастью, не состоялась: полковника срочно призвали на фронт. Соня вздохнула, затихла, закуклилась. Перестала наряжаться.

А потом все чаще стали приходить обнадеживающие сводки с фронта, замаячила надежда на скорое возвращение в родной Ленинград. Все чаще стали вспоминаться пронизывающие ветры, темная поднимающаяся вода в каналах, с грохотом раскалывающийся лед на Неве, белые ночи. До боли в сердце замаячили перед глазами дорогие всякому петербуржцу силуэты Петропавловки, Ростральных колонн. Дворцовая площадь стала манить своим неохватным простором, стали сниться мосты через Неву, родной дом на Пряжке. И она засобиралась домой.

Соня не узнала родной город. Дом, слава богу, оказался цел. Он зиял провалами окон, до спазма дыхания обдавал вонью загаженных подъездов, он будто онемел от ужаса и боли. Выяснилось, что квартира ее занята каким-то пришлым людом, но вопрос решился сам собой, лишь только она обратилась к своим благодетелям. Некоторых из них она нашла в тех же кабинетах, что и прежде. Только наград у них поприбавилось. Надо было начинать все с начала. Слава богу, тайник оказался цел.

Баба Соня пропала. Ушла утром на базар и пропала. Целый день надрывался телефон. Потом снова, как это было уже однажды, звонок в дверь — как предупреждение, как намек на скорое вторжение, затем скрежет ключа, бегство в темную, дальнюю комнату. А дальше тот же шелест платья, летящие шаги, какой-то забытый мотивчик — этакое мурлыканье с легким акцентом и… исчезновение. Сергея охватило беспокойство. Он уже всерьез приготовился лепить перед зеркалом противные усы, наматывать шарф, когда входная дверь снова внезапно распахнулась и на пороге возникло видение.

— Вы? — смущенно произнесла девушка. Нет, скорее, молодая женщина. Под тридцать. Не красавица. Но и не уродина. Таких много ошивается вокруг театра. А глаза умные, глаза замечательные. Нос аккуратный. Если у женщины красивый нос, ее можно считать почти красавицей.

— Что значит — «вы»? — спросил он не слишком дружелюбно.

— Вы, Сержик? — легкий, почти неуловимый акцент.

— Ошибаетесь! Смею вас уверить, что вы глубоко ошибаетесь.

— Нет! Вы Сержик! — уверенно повторила молодая женщина. — Вы Сержик и вы скрываетесь от своих женщин.

— Ах вот как, — сдержанно проговорил он, цепенея от ужаса, при этом лицо его стало каким-то опрокинутым, — понятно!

Это было слишком. Сергей верил бабе Соне как самому себе. Даже не так: в себе он мог сомневаться, но в бабе Соне — никогда. И вот эта старая греховодница, эта носительница всяческих пороков предала его в два счета.

— Простите, не имею чести быть с вами знакомым, я… — начал он надменно.

— Я Франческа. И Софья Николаевна наверняка вам рассказала обо мне.

— Допустим. Вот только подробностей я не припомню. Вы актриса?