— Баба Соня, можно попросить тебя об одном одолжении?

— Все что хочешь!

— То, что я жив, никто не должен знать. Ни одна живая душа. Это Тайна. Пока.

— Для тебя все что угодно. И прости меня, старую дуру! Ты, наверно, голоден со дня своих похорон. Ой, Сержик, я говорю глупости, я знаю. Просто я счастлива видеть тебя. Живым и невредимым. Ведь ты и мой внук! — повторила она снова.

Баба Соня шаркающей походкой поплелась на кухню разогревать чайник, Сергей двинулся за нею. В открытом холодильнике краем глаза он жадно зацепил кое-какие припасы: творожок, взбитый со сметаной, начатый куриный рулетик, что-то в старинной суповнице. Это сразу настроило на мирный лад. Конечно, кухня была грязновата, но все-таки в ней было тепло и славно.

— Сержик, я теперь ем совсем мало. Но гости всегда что-то тащат в дом. Хотя знают, как неприхотлива я стала. Мне бы только молочка да мягкого печеньица. А они то колбаски принесут, то конфет шоколадных. Где они все это добывают — ума не приложу. Да и вредно мне это.

— Да все там же, баба Соня, все там же и добывают — со служебного входа маленького магазинчика. И в маленьком магазинчике есть бо-о-о-льшие ценители искусства, — с сарказмом процедил Сергей.

— Вот давеча ваш Сан Саныч приходил.

Сергей напрягся, вопросительно взглянул на бабу Соню.

— Да-да, приходил ваш Горяев.

— А что козлу этому вонючему вдруг у тебя понадобилось?

— Да заходит он иногда поговорить о «высоком». Все хочет услышать что-то еще о старом театре, о Станиславском, например. Но все больше о Мейерхольде, ведь он считает себя его наследником. Пытается вызнать какой-то особый секрет, ну я и рассказываю ему подробно о том, что… Да ты меня не слушаешь вовсе! Ты уже спишь.

— Баба Соня, прости! Я не спал толком со дня похорон.

— Сержик! Как же это случилось! Милый Сержик! Любаша бы сошла с ума! Да и Лиза умерла бы с горя. Они всегда ревновали тебя ко мне.

— Уважаемая Софья Николаевна, давайте не будем тревожить их души!

Утром Сергей с трудом разлепил свои пластилиновые веки. Брезжил рассвет, серый, городской, безрадостный. Надо было подниматься. Сделать какую-никакую зарядку. Но к этому занятию всегда было стойкое отвращение, а теперь, когда тело болело и ныла душа, и подавно не хотелось напрягаться. Господи, как непоправимо, как бездарно распорядился он жизнью. Из всех возможностей изменить ход вещей, он выбрал наихудшую.

В самом начале актерской карьеры, когда не было никакой работы, а в театре шел один-единственный спектакль с его участием, Серега был рад любой подработке.

— Слушай, Серега! Тут такое дело! — прокричал в телефонную трубку Петька Корзун. — Ничего не слышно? Так я ж с Театральной звоню, из автомата. Трамвай только прогромыхал. Сейчас лучше? Слышь, в детдом в Комарово надо слетать на утренник, изобразить Деда Мороза со Снегуркой. Я, конечно, и Зойку мог бы позвать, но тебя, дуралея, жалко. Тридцать рубликов на рыло обещали, да мешок конфет.

— Так уж и мешок?

— Ну не мешок, так мешочек на килограмм, думаю, отжалеют.

— А я тут причем? Неужто хочешь мне Деда Мороза уступить?

— Серега, если тебя выбрить, как подобает, да намалевать, вполне за Снегурку сойдешь. Парик у меня есть, кстати, классный — на практике спер. А кривые ноги твои под юбкой спрячем. Айда!

И Серега, не долго думая, сдался.

На последнюю дообеденную электричку едва успели. Вбросили тюк с костюмами, сами уже на ходу вскочили в последний вагон. Электричка была грязная, холодная, противно громыхала ржавыми железками. Пока ехали, сочиняли сценарий.

— Ты, главное, не теряйся и не забывай, что ты баба, то есть девица. Будешь у меня на разогреве работать. Публика, сам знаешь, какая. Дети — сироты, так что ты с ними поласковее, — давал последние наставления Петька. — Черт, помаду для тебя у Зойки взять забыл. Ладно, у какой-нибудь тетки одолжим. Ты только крыльями своими сильно не размахивай, да и говори понежнее.

В общем, пока ехали, Серега сто раз пожалел, что ввязался в эту авантюру. Но уж очень привлекательным выглядело вознаграждение.

— А чего ты сам не вырядился Снегурочкой? — со смешком проговорил Серега.

— Слушай, это ж меня позвали! Значит, руковожу процессом я.

— Логично, — сдался Серега.

Как только они переступили порог детского дома, все страхи и сомнения отпали. Перед ними шеренгой стояли разнокалиберные дети всех возрастов и оттенков, их роднило одно — они были отвержены этим миром. Сереге вдруг захотелось хотя бы на вечер сделать всех счастливыми. Молодым людям зачастую мнится, что мир вокруг задыхается от счастья, вступая с ними в диалог, касаясь взором их прекрасных лиц, заражаясь их энтузиазмом. Даже сам факт их существования должен восприниматься окружающими с восторгом. Ибо именно они находятся в центре Вселенной, а вокруг зарождаются миры, завихряются людские потоки, завиваются божественные складки замыслов. Вероятно, в своем большинстве актеры так и остаются вечно юными в душе, и самый непреодолимый соблазн актерского труда — потакать всеобщему восторгу. И только с годами самые мудрые из них начинают шире и пристальнее всматриваться в пространство вокруг.