Шрифт:
– Лук порежь, – собаке говорю. – А то я от него плачу.
– А я, типа, смеюсь…
– Ты время не проеби, уже без пятнадцати, – кошка напоминает.
Ломанулся в ванную, побрился на скорую руку. И в восемь я был готов.
Тётя нервно перетоптывалась недалеко от магазина.
– А я думала, что вы на машине заедете… – разочарованно протянула она, обиженно оттопырив нижнюю губу.
– Да тут до меня недалеко! – главное, чтобы она оглобли не завернула. Сила и натиск.
– А я думала, что мы в ресторан поедем… – опять разочарование.
«Что ж ты, сука, так много думаешь-то?», – я в свою очередь подумал.
– У меня замечательный ужин приготовлен, я – кулинар по призванию, – засераю ей мозги, как могу. Она ни с места.
– Ну не знаю, надо подумать…
Пиздец, она похоже мама Буратино, деревянная напрочь.
– А чего думать? Пошли!
Я под руку её «цап» и волоку ненавязчиво, она рядом идет, как маринованная минога, ощущение, что мысли, которые думает, где-то позади остались, а только тело пошло.
– А что за ужин?
Мысли похоже догнали.
– Так, креветки, ну… салатик, шампанское, селёдочка под водочку…
– Я водку не пью! – как-то нервно она меня перебила.
– Беременные? – галантно подшучиваю.
– Почему сразу беременные, просто не пью!
– Есть красное вино, чилийское.
Вот ведь, блин, какая дура оказалась, не угодишь. Может и зря веду, не обломится мне ничего у такой.
Заходим ко мне. Встречать выходят сначала собака, потом кошка. Появляются с паузой в пару секунд из кухни, потом садятся и смотрят. Гостья, глядя на них, произносит два слова, первое, когда выходит собака:
– Собака…
Второе, когда выходит кошка:
– Кошка…
Я смотрю, у кошки язык аж чешется чего-нибудь пиздануть. «Молчи», – думаю, а то тётю сразу в «карету» загрузим.
Показал, где ванная, вернулся к «своим». Кошка ушла в комнату, а собака сидит, меня ждёт.
– Знаешь, – тихо мне говорит, – она, конечно ничего, но с интеллектом проблемы.
– Главное, чтобы дала, а остальное, в принципе, неважно, а то у меня после развода такой сухостой… – высказываю свою мысль я.
– И, по-моему, мы с кошкой её тоже особо не вдохновили.
– Идите, смотрите телевизор и постарайтесь не ляпнуть чего-нибудь.
– Ага, нет ничего обычнее, чем кошка и собака, которые смотрят телик.
И собака, прихохатывая, убралась в комнату.
– С кем ты там говоришь? – удивлённый голос из ванной.
– Сам с собой, привычка от армии осталась.
– А где служил?
– РВСН.
– Что это такое?
– Ракетчики…
– Ой как интересно, а говорят там у ракетчиков радиация сплошная?
– Где? Там? – как меня заебали эти вопросы про радиацию.
– В ракетах, наверное, да и вокруг ракет.
– Нет там ничего, и ракет уже нет, одна бутафория.
– Как это нет? А если война?
– С кем?
– С американцами.
– У них тоже бутафория, ракеты пластмассовые, а внутри отходы жизнедеятельности.
– А что это такое?
– Это? Говно!
Мысленно я начал подвывать на воображаемую луну от безысходности. Из комнаты доносилось сдавленное сопение, и только тётя хлопала глазами и ничего не понимала.
– Фу, как грубо, – сказала она, наконец.
Всё-таки, когда она за кассой сидела, казалась поостроумнее. Проходим в комнату. Я сажаю гостью на почётное место, сам открываю шампанское. Кошка с собакой, как истуканы, вперились в телик. По телику футбол. Я, бля, дурень на автомате спрашиваю:
– Кто играет?
– Наши и не наши, – кошка острит будь здоров!
Тётя – хуяк – и сразу с копыт. Лежит без движения, как Ленин.
– Ну что?!! – кричу кошке. – Спасибо, бля, поебался от души! Собака ломанулась за нашатырём. Орёт из кухни:
– Где эта вонючая бутылочка?
Звонок в дверь. Ебать – колотить! Это ещё кто припёрся?
– Кто там?
– Я, – голос бывшей жены.
– Тебе какого хуя надо? Иди к своему хуесосу, Брайана Ферри ему в жопу засунь!
– Я забыла кое-что, хочу забрать, а он, кстати, рядом стоит, а то я боюсь, что ты меня уничтожишь физически, в состоянии аффекта.
Собака подбежала, шепчет, чтобы я не открывал, а слал её на хуй (вниз по лестнице).
Тётя глаза приоткрывает, ни хуя не понимая, крутит головой, одним словом, возвращается из комы. Кошка ей протягивает стакан воды: