Бьющейся на льду рыбы становилось все больше и больше. Рыболовы, сначала пораженные увиденным, наконец сообразили, что это самая что ни на есть халява, и, отбросив удочки, принялись хватать руками скользкую добычу и торопливо засовывать в свои ящики. Но длилось это недолго. Лед в пределах очерченного Снегурочкой круга как-то разом покрылся множеством трещин и начал колоться. Люди, только что передвигавшиеся по тверди, оказались на раскачивающихся, уходящих из-под ног, продолжавших ломаться льдинах. Соскальзывающие с них рыбы попадали в родную стихию, для людей же купание в ледяной воде не сулило ничего хорошего.

Первым окунулся Вакиридзе. Он тут же вынырнул с ошалелыми глазами и замолотил руками по ледяному крошеву.

— Сюда давай, сюда! — закричал ему Павел, оставшийся стоять на покачивающемся настиле. В кармане куртки у него была веревка с петлями на концах, припасенная специально для подобных случаев. Ему доводилось и самому проваливаться в полынью, и вытаскивать других. Сейчас он машинально достал веревку и приготовился бросить один конец приятелю, когда тот приблизится на доступное расстояние. Кажется, Вакиридзе его понял и стал грести еще энергичнее.

Со всех сторон слышались крики оказавшихся в воде людей. Кто-то просто орал, очумело размахивая руками, кто-то целеустремленно продвигался туда, где лед оставался крепким.

— Ефим, что происходит? — раскручивая веревку, спросил Павел.

— Человекалка, — голос Шишигина дрогнул.

— Что?

— Я не знал, я не хотел…

— Чего не хотел?

— Он бы ее утопил…

— Ты про что? Кто кого утопил?

— Подледный король! Мою Ниночку!

— Чего-чего? — за криками Павел плохо разобрал слова Шишигина. Да и спасательную веревку уже пора было подбросить приблизившемуся Геннадию. Что Павел и сделал, даже немного перекинув ее через приятеля. Вакиридзе схватил ее со второй попытки. Павел сразу потянул веревку на себя, и она заскользила в пальцах тонущего.

— В петлю руку продень, в петлю!

Со своей стороны Павел продел руку в петлю с самого начала, и когда Вакиридзе сделал то же самое, веревка соединила их, как трос соединяет альпинистов. Теперь оба должны были либо спастись, либо утонуть.

Быстро подтянуть приятеля к настилу не получалось. Павел оглянулся на Шишигина, чтобы попросить помочь и только сейчас начал вникать в суть бормотания побледневшего хозяина водоема.

— …она была маленькой… Мы договорились,… Он велел мне,… когда Ниночке станет восемнадцать, устроить человекалку… сказал, если я не принесу в жертву рыбаков, он заберет ее к себе под лед…

— Какие жертвы? — прохрипел Павел, натужно подтягивая веревку.

Шум вокруг изменился. Люди, не успевшие выбраться на твердый лед, начали не только материться и звать на помощь, но и визжать, будто их живьем режут. Павел завертел головой и задержал взгляд на Неспокойном, который был неподалеку от Вакиридзе. Но если Геннадий одной рукой сжимал веревку, а другой то и дело взмахивал, помогая продвижению, то у Неспокойного над водой торчала только голова.

Кажется, сейчас именно он визжал сильнее всех, и через мгновение Павел понял почему. Неспокойный с каким-то неимоверным усилием выдернул из окружавших его мелких льдинок правую руку, в которую вцепилось сразу несколько рыбин. Это были не только разных размеров форели, но и крупный полосатый окунь и вцепившаяся в большой палец щука. Рыбины не просто висели, они, словно взбесившиеся, мотали головами и отваливались, лишь вырвав кусок одежды или плоти.

Не успел Павел подумать, что Неспокойный долго так не продержаться, как голова рыболова исчезла. Рука же, с продолжавшей рвать палец щукой, еще какое-то время торчала из воды, но потом тоже исчезла оставив на поверхности лишь медленно увеличивающееся красное пятно.

— Жертвы? — Павел обернулся к Шишигину, и в это время что-то так сильно ударило снизу в настил, что и тот, и другой еле удержались на ногах.

— Нет! Ниночка, не надо! — закричал хозяин водоема. — Уходи!

Павел посмотрел туда же, куда смотрит Шишигин. Снегурочка, опустившаяся на колени у самой кромки твердого льда, протягивала руку отчаянно гребущему к ней рыболову. Еще один рыболов неподалеку от них без помощи со стороны уже почти полностью выбрался на лед, как вдруг невидимая сила сдернула его обратно, и утянула под воду.

Меж тем рыболов дотянулся-таки до руки девушки. Она схватила его за запястье и потянула на себя изо всех своих девичьих сил, но этого оказалось достаточно для того, чтобы рыболов сначала лег на твердый лед грудью, затем животом. Казалось, все — спасение. Но тут из воды по дуге выпрыгнула форель и врезалась своей тупорылой пастью прямо Ниночке в глаз. Девушка вскрикнула и схватилась за лицо. А мужик, вместо того, чтобы самостоятельно продолжать выбираться, не нашел ничего лучше, как вцепиться в полы шубки Снегурочки, причем обеими руками. В это время лед за спиной девушки треснул, и от основной тверди отделилась небольшая льдина. Если бы не удерживающий Ниночку мужик, она без труда могла бы перепрыгнуть расширяющуюся трещину, но тот и не подумал ее отпустить. И почти сразу льдина, как и весь лед в пределах очерченного круга, раскололась на мелкие части.

— Папуля!!! — только и успела выкрикнуть Ниночка, прежде чем оказалась в воде.

— Нельзя! Договор, ведь у нас! Договор! — заорал Шишигин, потрясая в воздухе шапкой в зажатом кулаке.

— Спасай ее, Ефим!

Будь Павел на месте отца Ниночки, прыгнул бы в воду, не раздумывая ни секунды. Но на другом конце натянутой веревки оставался Вакиридзе, и прежде необходимо было вытащить его. Шишигин прыгать не стал, зато придумал кое-что другое. От настила до Ниночки было метров двадцать, наверное, чуть больше длины торчащей из бочки елки. Шишигин подскочил к бочке и не без труда передвинул ее к краю настила, после чего повалил елку в воду так, что ее верхушка оказалась совсем недалеко от барахтавшейся дочки.