На десятый день после погребения в церкви, в которой похоронено было тело, совершили литургию с тем, чтобы изгнать демона, поселившегося, как все думали, в трупе. После обедни вырыли тело, чтобы совершить над ним обряд изгнания демона. Положили вынуть у мертвого сердце, и городской мясник, дряхлый и неискусный, начал с того, что вскрыл, вместо груди, брюхо и долго рылся в кишках, не находя искомого. Наконец ему сказали, что нужно разрезать диафрагму [365] , и сердце наконец вынули. Труп сильно вонял, и потому закурили фимиам, но дым, смешавшись со зловонным запахом, только увеличил вонь и начал действовать на мозги окружавших труп.

Их воображению, возбужденному зрелищем, являлись видения. Думали, что тяжелый дым исходит из трупа; постоянно твердили, что в церкви бруколак, одно имя которого способно было поколебать своды церкви; многие из присутствовавших находили кровь этого несчастного свежей и красной. Мясник божился, что кровь очень тепла. Из этого заключили, что в мертвом диавол поддерживает жизнь; это заключение стояло в тесной связи с представлением о бруколаке. Очень многие клялись, что заметили, будто труп так же мягок, как и прежде, когда переносили его с поля в церковь для погребения, что, следовательно, он бруколак, о котором везде говорили. Я стоял у самого трупа и потому верно мог наблюдать; обоняние мое сильно страдало от страшной вони от трупа. На вопрос, что я думаю о покойнике, я отвечал, что считаю его обыкновенным мертвецом.

Желая осветить помрачившуюся их фантазию или, по крайней мере, ослабить волнение, я сказал: нет ничего удивительного, что мясник почувствовал некоторую теплоту, пошарив в истлевших уже кишках; вонь так же обыкновенна, как и от навоза, когда его разроют. Что касается до красной крови, которую можно видеть на руке мясника, — это не что другое, как зловонная нечистота.

Вопреки этому представлению, решили отправиться на морской берег и там сжечь сердце умершего, думая прекратить этим неприятные выходки бруколака, который бил людей, ломал двери, бил окна, рвал платья, опустошал кружки и бутылки. Из последнего видно, что мертвец сильно страдал от жажды. Странно только то, что дом консула, в котором мы жили, был пощажен бруколаком. Этот факт доказывает только печальное состояние умственного развития островитян. Воображение было у всех и каждого болезненно, расстроено; целые семейства оставляли свои дома и уносили постели на край города для ночлега. Наступление каждой ночи встречаемо было всеобщим плачем; даже люди благоразумные бежали из своих домов. О всеобщем предрассудке я решился не говорить ни слова и этим избежал опасности быть признанным за неверующего, а также едких насмешек. Свое поведение я оправдываю тем, что невозможно же было в самом деле объяснить всему народу его заблуждение. Думавшие, что я сомневаюсь в истинности рассказываемого факта, приходили ко мне и разубеждали меня в моем неверии. Они думали уверить меня, что умерший бруколак, свидетельством мясника и миссионера П. Рихарда, Иезуита. «Это католик, говорили они, следовательно, вы должны верить ему». Меня бы постоянно беспокоили, если бы я отверг и это столь убедительное доказательство. В каждое наступавшее утро повторялась та же комедия: нас угощали рассказами о новых проделках, в которых упражнялся мертвец, и жаловались на его беззакония.

Более заботливые думали, что для полной безопасности не исполнена существеннейшая часть обряда. По их мнению, следовало совершить обедню после того, как вынуто было сердце у несчастного. Только этой мерой предосторожности, думали они, диавол непременно был бы изгнан и, без сомнения, не воротился бы опять в труп. А так как литургией началась церемония, то диавол имел довольно времени удалиться и потом опять воротиться в тело умершего.

Несмотря эти суждения, дело, очевидно, нисколько не улучшилось. Собирались по утрам и вечерам, спорили, совершали процессии в течение трех дней и трех ночей; священники заставляли поститься; дома и двери кропили св. водою и наливали ее в уста бедного бруколака. Бывавши часто бывая в городском приказе, я всегда настаивал на том, что в благоустроенных государствах в подобных случаях приказывают ночной страже строго наблюдать за всем, что происходит в городе. Совету моему наконец последовали, и в первую же ночь схватили нескольких бродяг, которые, очевидно, принимали участие в ночных беспорядках. Через два дня бродяги, когда их выпустили из тюрьмы, опять возобновили свои проделки в награду за страдание в тюрьме: опустошали кружки с вином в домах, оставленных на ночь. Граждане опять прибегали к молитве.

Однажды после совершения молитвы вбили несколько сабель в могилу умершего, которого в тот день, по просьбе родственников, выкапывали около трех или четырех раз. Бывший в это время на острове Албанец доказывал, что в подобных случаях очень нелепо со стороны христиан употреблять сабли. «Вы не видите, вы слепы! говорил он, что сабли в точке соприкосновения образуют форму креста и тем самым препятствуют диаволу выйти из трупа». Предложение просветителя не имело, однако, успеха. Бруколак нисколько не исправлялся, и потому все были в страшном смятении, не знали, как избавиться от него, как вдруг, как будто сговорившись, решили сжечь бруколака. Это, конечно, лучше, чем оставлять остров, как некоторые думали; в самом деле, многие семейства собрали свои пожитки с намерением отправиться на остров Сиру или Тину в Греческом Архипелаге.

По приказанию городских властей тело умершего перенесено было на вершину острова св. Георга, где приготовлен был большой костер из сосновых дров с тем, чтобы труп сгорал медленно. Останки этого несчастного в короткое время были пожраны пламенем. Это было 1-го января 1701 года. После этого перестали жаловаться на бруколака, говорили, что диавол ловко обманут, пели песни и ругались над диаволом.

Весь Архипелаг держался того мнения, что только мертвецов-Гре-ков может оживлять диавол. Жители острова Санторина весьма боялись таких привидений. Жители острова Мико после того, как их мечты рассеялись, опасались преследования Турок и Тинского епископа столько же, сколько и бруколака. Дело в том, что на остров св. Георга они не пригласили ни одного священника, когда сжигали труп, из опасения, что Епископ потребует деньги за то, что они без его позволения выкопали и сожгли труп; что касается Турок, то они при первом своем нападении страшно ограбили остров и таким образом кровь невинного крестьянина была вполне отмщена. — Несмотря на все это, Греки не суевернее и не невежественнее других народов». — Этого достаточно для нашей цели из рассказа г. фон Турнефора.

Нет ничего удивительного, что появилось много систем для объяснения явлений вампиров после того, как эти явления произвели в мире такое глубокое впечатление.

Одни думали, что случайное восстание возможно или при посредстве души умершего, возвращающейся в тело, или при помощи диавола, сообщающего на время данному телу движение и жизнь, когда кровь сохраняет еще свою упругость и текучесть, и органы еще не совершенно разрушились.

Другие, обращавшие внимание на происшедшие от этих явлений последствия, думали, что вампиры — не действительно умершие, что в них таится пока жизненная сила, а душа временами сообщает им силу подыматься из гробов и являться людям, что они для подкрепления себя принимали пищу, высасывая кровь у своих родственников.

Не так давно в Париже издана была одна книга — сочинение профессора Парижского Медицинского Факультета Винслу (Winslou), дополненная доктором медицины Бругером: «Неизвестность признаков смерти и вред от поспешных похорон», с дополнением доктора медицины Бругера. В этом сочинении можно остановиться на замечании, что многие лица, признанные умершими и погребенные, еще долго жили, когда им вовремя подавали помощь.