Брошенная деревня угнетала. Покосившиеся заборы, пустые глазницы окон, общее запустение и запах тлена — все это навевало не лучшие мысли, и мне в первый момент захотелось поскорей покинуть мертвое поселение. Однако Дмитрий уверенно шел вперед, по одному ему известным приметам, и вскоре мы оказались не около дома, или сарая, а рядом со стареньким железным гаражом, на воротах которого имелся такой же ветхий, побитый ржавчиной амбарный замок.

— Нам сюда, — пир спокойно прошел мимо очевидного для меня входа и углубился в колючие заросли, откуда послышалась возня и сопение, и мне не оставалось ничего другого, как последовать сразу за ним.

Кусты потрепали одежду, на щеке и ладонях остались ощутимые царапины, но через секунду я вышел на открытую площадку, вырубленную чьей-то прилежной рукой, и увидел аккуратное отверстие в стене гаража, до этого прикрытое тяжелым фанерным листом.

— Ну, ты где? — Дмитрий вынырнул из своего укрытия и поманил рукой. — Сейчас лампадку запалим, устроимся и перекусим, а затем и на боковую можно. Так вымотался за последние пару дней, что и не описать.

Ощущения у меня были схожие. Даже не физическая, а именно моральная усталость пригибала к земле и мешала трезво соображать. Навалившиеся за последние несколько часов события не умещались в голове. Хотелось просто лечь и заснуть, но перед этим обязательно закинуть в уже напоминавший о себе желудок хоть что-то съестное.

Низко пригнув голову, я просочился в тесное, пыльное помещение моего сегодняшнего убежища и дал глазам немного привыкнуть к темноте. Ничего не понимаю, куриной слепотой, что ли, начал страдать. Сюда шел будто слепой щенок, едва различая перед собой неясный силуэт пира, а тут и вовсе ослеп. Этим подозрением я и поспешил поделиться со своим новым товарищем по несчастью.

— Это резерв, брат. — Дмитрий подпалил-таки фитиль керосиновой лампы, и неясный свет из-за закопченного стекла осветил подгнившее нутро гаража. — У каждого пси-бойца такой есть. Думаешь, как к нам смерть приходит? Кто полностью себя осушил, к тому мгновенно. Кто по краю ходит и чуток оставил, с теми чудеса и начинаются. Общая усталость, невозможность сосредоточиться и притупление основных чувств это еще цветочки.

— А ягодки?

Присмотрев стоящую в углу раскладушку, я поспешил к ней и, скинув надоевшие за день ботинки, с наслаждением растянулся во весь рост. Длины раскладушки не хватило, и пришлось придумать позу поудобней.

— Из плохого: рвота, недержание, повышение сахара в крови, аритмия, затрудненное дыхание и еще сотни других прелестей, — довольно поделился пир. — Ну, ты пока отдыхай, восстанавливайся, а я что пожрать нашаманю.

— Ага, — вяло кивнул я, уже проваливаясь в мутную пелену сна. — Только если я засну, ты меня разбуди, если что.

Надо понимать, что Дмитрий так меня и не разбудил, и, скорчившись в три погибели на крохотной раскладушке в гараже, посреди мертвой деревни я и встретил рассвет.

Чего только тут не было, в схроне хитрого пира, половину жизни проработавшего на чужого дядю, но воспитавшего в себе скопидома и поистине бережливого человека. Банки с консервированными огурцами сменялись рядами жестянок с тушенкой и фасолью. Канистры медицинского спирта подпирали бутыли с прочим горячительным, добытым Дмитрием в дальних походах и разумно припрятанным на черный день. Крупы, мука, вермишель, походные наборы из котелков, палаток, перочинных ножей и резиновых сапог. На глаза попались даже надувная лодка и парочка горных велосипедов средней потасканности, что и вовсе вызвало у меня изумление. Ну ладно, велики всегда пригодятся и горючки не требуют, но зачем тут вообще плавсредство?

Запасы теплой одежды в гараже тоже имелись, и немалые. Несколько летных курток со стоячими воротниками, на меху, из кожи. В таких хоть в стратосферу, хоть в Сибирь, все нипочем. Нашлась и разномастная обувь от кирзовых сапог до динамовских кед. Все новое, чуть ли не с ярлыками из магазина. Вот с портками выходила промашка. Из всего многообразия бережливый Дима притащил в свою норку только упаковку джинсов «Левис», и на том ограничился.

Оружие в схроне тоже имелось и стояло особняком в самодельной пирамиде из деревянных ящиков. Четыре новехоньких АКСУ поблескивали в солнечных лучах, пробивавшихся сквозь дырявую крышу гаража опасным смертельным блеском. Приглядевшись, я понял, что оружие покрыто густым слоем странной смазки, очевидно предотвращающим коррозию и повреждение. Четыре непочатых цинка патронов и ящик гранат, в который я даже не стал заглядывать, вот далеко не полный список запасливого пира.

После моей экскурсии Дима вскрыл две банки с тушенкой и, пошарив в большом ящике, протянул мне видавшую виды вилку.

— Ешь вот, — кивнул он, подцепляя из банки увесистый кусок мяса и отправляя его в рот. — Чую, сегодня дел не переделать.

Последовав примеру пира, я быстро уничтожил предложенное угощение, добавившись парой упаковок галет и пол-литровой бутылкой воды и для верности приняв на грудь стопарик разбавленного спирта, и начал прикидывать план действий, поминутно советуясь с новым другом.

— Почему ушел-то? — продолжал выпытывать у меня Дима. Насытившись и подобрев, пир устроился на цинке с пять сорок пять и с наслаждением закурил. — Чего тебе у Захара-то не жилось? Был бы как у Христа за пазухой на всем готовеньком. У нас же, парень, как. Наживается все потом и кровью, а теряется в один миг. Ту же «Ниву» с нейтралки я в свое время пригнал, а теперь она общаковая. Вот и думай.

— Ты веришь в интуицию? — спокойно поинтересовался я.

— Не-а, — хмыкнул мой собеседник. — Интуиция штука непостоянная. То подсказку дает, то отмалчивается, будто институтка на званом вечере. Мне бы источник информации понадежнее да поумнее.