— На землю… — полковник схватил меня за плечи и с силой дернул вниз, после чего заработал крупный калибр. Врезаясь в бетонные блоки и кроша их, пулеметные очереди начали вскрывать наше убежище похлеще раскаленного ножа, попавшего в кусок сливочного масла. Еще несколько секунд и первый кусок бетона покачнулся и грузно ввалился внутрь, обдав нас пылью и мелким крошевом.

— Хер с тобой, — выплюнул Звягин. — Делай, что знаешь, но сейчас-то…

Я перевернулся на спину и глаза в глаза встретился взглядом с пилотом вертолета. Что это была за техника, которая могла выделывать такие чудеса акробатики на почти замкнутом пространстве, понять было сложно. Однако хищная улыбка пилота мне совсем не понравилась. С таким выражением лица, наверное, перерезают тормозные шланги с целью подстроить автокатастрофу, или подстерегают бабушек по темным дворам.

Ярость, вот откуда что берется, нахлынула на меня девятым валом, и разум, замутненный, озлобленный и запутанный, начал действовать быстрее своего хозяина. Выражение лица пилота изменилось. Сначала на нем появилось недоумение, затем оно сменилось растерянностью, а затем оно исказилось первобытным животным страхом. Я сжимал кулаки, и сталь обшивки вертушки сжималась, будто в кулаке или под гигантским прессом, в то время как винты еще продолжали работать, рассекая воздух. Сначала задний десантный отсек, а потом и кабина стремительно сокращали свободное пространство. Вывернулся весь подвес, вздрогнул, часть зарядов детонировала, разворотив бока воздушной машины. Пилот взглянул на меня последний раз. Во взгляде его не было больше страха. Только тоска. А затем, когда стекло окрасилось в красный цвет, оно треснуло, и искореженная груда металла рухнула на землю.

Бой замер. Складывалось впечатление, что кто-то просто выключил звук, настолько вдруг стало тихо. Я даже засомневался, уж не оглох ли я. Я обернулся, стараясь поделиться радостью с полковником, и взгляд мой наткнулся на развороченный череп Звягина. Бравый командир таки словил шальную пулу.

Помню слабость, помню, как меня отчаянно тошнило, выворачивая наизнанку. Затем помню чьи-то руки, похоже, это были Сенечка и пир, а затем долгожданное забытье и тишина, опять тишина.

— Где мы? — Потолки были белые, простыни чистые, а Дмитрий, сидевший с ногами на подоконнике и с тоской наблюдающий за бегущими по небу облаками, побрит и в чистой одежде.

— Классная иллюзия, — оторвавшись от созерцания неба, улыбнулся пир. — Мы в трехстах метрах под землей, а за окном будто облака. Конец клаустрофобии, я бы сказал, а заодно депрессии и прочей хвори.

— И все же? — Говорить было сложно, но еще сложнее было находиться в неведении, так что пришлось настоять.

— Дядя, очнулся. — В палату ворвался Мишаня. Розовощекий, причесанный. В новой куртке с нагрудными карманами и нашивкой в виде клоуна и в джинсах. Розовые женские кроссовки воришка себе, впрочем, оставил, и оттого выглядел теперь еще более нелепо, чем раньше.

— Мы на территориях, — дал невнятный ответ Дима. — Подземное поселение в тридцати километрах от Питера. Строилось выживальщиками или на их финансирование, еще в ту пору, когда у планеты со здоровьем было все хорошо. Многие особо одаренные гигантские деньги сюда вложили, построили убежище первого класса, запаслись горючкой и снедью, и, как ни странно, они оказались правы. Пригодилось. По сути, это поселение с замкнутым циклом. Обработка воды, воздуха, производство пищи и медикаментов. Всего около полутысячи человек. Я в шоке, брат, я в шоке…

— А что команда Звягина?

— Лишившись командира, они, наверное, решили отойти и посмотреть, что будет. — Пожал плечами пир. — Между нами, Сенечка до сих пор полагает, что это именно спецура его мотоцикл со двора свела, хотя зачем, объяснить не может. Чувствую, говорит, и все тут.

Место, где я оказался, и правда было больничной палатой, однако выгодно отличалось от той, в которой я оказался в самом начале пути. Свет был мягкий, запахи приятны, хоть и отдавали чем-то сильно специфичным, а в самой палате, о чудо, работал кондиционер.

— Как мы здесь оказались? — наконец вымолвил я и попытался подняться с кровати, но пир придавил мои плечи к матрацу и отрицательно покачал головой.

— Нельзя тебе вставать. Лежать да супчик куриный хлебать, не меньше недели. Так местный эскулап сказал. И скажу тебе, он вполне настоящий. И халат у него был, и стетоскоп, и ворох таблеток…

— Ты не ответил на мой вопрос. — Общие фразы моего товарища касаемо нашего местоположения и того способа, коим мы покинули город, начали меня раздражать, что я тут же и озвучил Диме.

— Не кипятись, — усмехнулся тот. — Сам в первый раз об этих парнях слышу. Есть тут один товарищ, Халитов вроде. Он тут и за главного, и за основного, и вообще вождь вождей. Мужик подкованный, обещал все рассказать.

Фамилий, локаций и притязаний на мою скромную персону становилось все больше и больше, а ясности от этого не прибавлялось. Но самое обидное, каждая весть, каждая ниточка, помимо мифов и легенд, обрастала трупами, и тут уж ничего поделать было нельзя. Чем же я был так полезен сильным мира всего? Полезен ли? Может быть, я просто представлял угрозу, но тогда проще было бы пустить мне пулю в лоб, вместо того чтобы выхаживать, попусту тратя электроэнергию и такие редкие теперь медикаменты на потенциального смертника.