— Пожалуй, когда-то у нее была неплохая фигура.

Апартаменты, единственный доступный им вид из окна, стояли, словно расписанный занавес, между Маргарет и лондонской суетой. И Маргарет с грустью вновь мысленно обратилась к поискам жилья. Дом на Уикем-плейс всегда был надежным убежищем. И в своих фантазиях Маргарет боялась, что их маленькая семейка вдруг окажется среди суматохи и убожества, приблизившись к таким местам, где легко нарваться на встречи, подобные давешней.

— Мы с Тибби снова прикидывали, где будем жить в сентябре, — сказала она наконец.

— Лучше бы Тибби прикинул, что будет делать, — отозвалась Хелен, и эта тема была поднята снова, но уже в язвительных тонах. Потом подошло время чая, после чая Хелен снова репетировала речь, и Маргарет тоже стала готовить свою, ибо завтра они собирались пойти в дискуссионное общество. Но ее мысли были отравлены. Миссис Ланолин возникла из бездны, как смрадное дуновение, как поступь гоблина, свидетельствуя о жизни, в которой давно зачахла и любовь, и ненависть.

Тайна эта, как и многие другие тайны, вскоре разъяснилась. На следующий день, когда Шлегели одевались, чтобы идти на ужин, к ним явился некий мистер Баст. Он служил клерком в компании «Порфирион», страхующей от пожаров. Вот и все, что стояло в визитной карточке. Пришел «по поводу вчерашней дамы». Вот и все, что сообщила Энни, вводя его в столовую.

— Ура, ребята! — закричала Хелен. — Явился мистер Ланолин.

Тибби заинтересовался пришедшим, и все трое поспешили вниз. Однако увидели они там не веселого гуляку, которого можно было бы ожидать, а бесцветного, неприметного молодого человека со скорбными глазами и отвислыми усами, весьма типичными для Лондона, которые то и дело возникают на некоторых его улицах, точно одним своим видом предъявляют городу обвинение. Его можно было принять за горожанина в третьем поколении, внука пастуха или пахаря, втянутого цивилизацией в городской водоворот, одного из тех тысяч, кто утратил жизнь, основанную на физическом труде, но так и не обрел жизнь духовную. В нем все еще сохранились черты, предполагающие крепкое здоровье, и даже следы примитивной красоты, и Маргарет, заметив спину, которая могла бы быть прямой, и грудь, которая могла бы быть шире, задумалась, а стоило ли отказываться от животного бытия ради фрака и парочки идей. В ее случае культура сделала свое дело, но последние несколько недель Маргарет сомневалась, что культуре удалось облагородить большинство населения, ибо уж слишком широка была растущая пропасть между человеком естественным и человеком-философом, слишком многие люди, совсем неплохие, сорвались в нее, так и не сумев преодолеть. Она очень хорошо знала этот тип мужчин — смутные устремления, интеллектуальная нечестность, знакомство лишь с обложками книг. Она даже предвидела заранее, с какой интонацией он к ней обратится, однако никак не была готова увидеть у него в руках собственную визитную карточку.

— Вы, должно быть, не помните, что дали мне ее, мисс Шлегель? — спросил он, и она, смутившись, почувствовала в молодом человеке что-то знакомое.

— Нет, не могу сказать, что помню.

— Однако так случилось, как видите.

— Где же мы встречались, мистер Баст? Никак не припомню.

— На концерте в Куинс-Холле. Думаю, вы непременно вспомните, — добавил он с важным видом, — если я скажу, что на нем исполняли Пятую симфонию Бетховена.

— Мы слушаем Пятую практический всякий раз, как ее исполняют, поэтому я не уверена… Ты помнишь, Хелен?

— Это когда рыжий кот прогуливался по балюстраде?

Молодой человек ответил, что скорее всего нет.

— Тогда не знаю. Это единственный концерт, который я могу отличить от прочих.

— А вы, если позволите, забрали тогда мой зонтик — случайно, конечно.

— Весьма вероятно, — рассмеялась Хелен, — потому что я таскаю чужие зонтики даже чаще, чем слушаю Бетховена. Вы получили свой зонтик назад?

— Да, спасибо, мисс Шлегель.

— Так эта ошибка произошла из-за моей карточки, да? — вмешалась Маргарет.

— Да, произошла ошибка… ошибка.

— Дама, которая приходила вчера, подумала, что вы тоже пришли к нам с визитом и что она сможет вас здесь найти? — продолжала Маргарет, подсказывая молодому человеку возможное объяснение, потому что, хотя он и пообещал все разъяснить, создавалось впечатление, что он не в состоянии это сделать.

— Этот визит тоже… ошибка.

— Тогда зачем?.. — начала было Хелен, но Маргарет незаметно взяла ее за руку.

— Я сказал жене, — торопливо проговорил молодой человек, — я сказал миссис Баст: «Мне нужно нанести визит своим знакомым», — а миссис Баст ответила: «Тогда иди». Но пока меня не было, я понадобился ей для какого-то важного дела, и из-за карточки она подумала, что я отправился сюда, и поэтому пошла за мной, так что я прошу вас принять мои самые искренние извинения, а также и ее, за те неудобства, которые мы поневоле могли вам причинить.

— Никаких неудобств, — сказала Хелен. — Но я все-таки не понимаю.

Мистер Баст явно уходил от прямого ответа. Он вновь принялся что-то объяснять, но было очевидно, что он лжет, а Хелен не желала взять в толк, с какой стати ему должно быть позволено это делать. Молодости свойственна жестокость. Не обращая внимания на сестру, сжимавшую ей руку, она повторила:

— Я все равно не понимаю. Когда, говорите, вы отправились с визитом?

— С визитом? С каким визитом? — переспросил мистер Баст, посмотрев на нее так, словно она спрашивает о какой-то нелепости, — излюбленный прием человека, попавшего в крайне неловкую ситуацию.