— Где он работал раньше?

— В банке Демпстера.

— Почему уволился? — спросил он, все еще ничего не вспомнив.

— Они сократили штат.

— Ладно, я с ним встречусь.

Это было платой за тактичность и преданность, проявленные ею в тот день. Теперь она понимала, почему некоторые женщины правам предпочитают влияние. Миссис Плинлиммон, осуждая суфражисток, заявила: «Стыдно должно быть женщине, которая не может повлиять на мужа и заставить его голосовать так, как ей нужно». Тогда Маргарет поморщилась, но теперь она сама влияла на Генри, и хотя была рада своей маленькой победе, понимала, что именно так одерживаются победы в гареме.

— Я буду рада, если ты его возьмешь, — сказала она, — только не знаю, насколько он компетентен.

— Сделаю что смогу. Но, Маргарет, ты не должна рассматривать это как прецедент.

— Нет, конечно же, нет…

— Я не в состоянии пристраивать твоих протеже каждый день. Это помешает делу.

— Обещаю — больше не буду. Просто здесь особый случай.

— Все протеже — особый случай.

Она не стала возражать. Генри поднялся и с подчеркнутой любезностью подал ей руку, помогая подняться. Какая пропасть лежала между этим Генри и тем, каким его хотела видеть Хелен! Да и сама она — вечно разрывающаяся между этими двумя людьми, то принимая мужчин такими, какие они есть, то стремясь вместе с сестрой к Истине. Любовь и Истина — их вражда, наверное, вечна. Быть может, на ней и покоится весь зримый мир, а если бы они были едины, то сама жизнь могла бы исчезнуть в разряженном воздухе пространства подобно духам, исчезнувшим, как только Просперо помирился со своим братом. [44]

— Из-за твоего протеже мы опоздали, — сказал Генри. — Фасселлы уже, должно быть, собрались уезжать.

В общем, Маргарет была на стороне мужчин, таких, какие они есть. Генри спасет Бастов, как он спас Говардс-Энд, тогда как Хелен и ее друзья рассуждают об этической стороне спасения. У него были грубые и простые методы, но ведь и мир создан грубо и просто, а красивые горы, реки и закаты, возможно, суть всего лишь внешние украшения, с помощью которых не слишком искусный мастер скрывает швы. Онитон, как и она сама, был несовершенен. Яблони чахлые, замок в развалинах. Он тоже пострадал в пограничной войне между англосаксами и кельтами, между тем, что есть, и тем, что должно было бы быть. Запад вновь отступал, вновь звезды в нужном порядке высыпали на восточном небе. Без сомнения, нам нет на земле покоя, но есть счастье и, спускаясь с холма под руку с любимым человеком, Маргарет чувствовала, что сейчас оно выпало и на ее долю.

К своей досаде, она заметила, что миссис Баст все еще в саду. Мистер Баст и Хелен оставили ее доедать угощение, а сами пошли в гостиницу снять номер. Женщина эта показалась Маргарет отвратительной. Пожимая ей руку, она чувствовала, как ее охватывает ужасный стыд. Она не забыла, какая причина заставила Джеки явиться на Уикем-плейс, и вновь на нее потянуло зловонием пропасти — еще более отталкивающим оттого, что было оно непроизвольным. И ведь в самой Джеки не ощущалось ничего зловещего. Она тихо-мирно сидела с куском торта в одной руке и пустым бокалом из-под шампанского в другой.

— Она слишком устала, — прошептала Маргарет.

— Она слишком кое-что другое, — сказал Генри. — Так не пойдет. Я не допущу, чтобы она сидела у меня в саду в таком состоянии.

— Неужели она… — Маргарет побоялась сказать «пьяная». Теперь, готовясь стать его женой, она выбирала слова. Генри отнюдь не приветствовал рискованные темы.

Он подошел к женщине. Та подняла голову, и ее лицо засияло в сумерках словно гриб-дождевик.

— Мадам, вам будет гораздо удобнее в гостинице, — резко сказал он.

— Так ведь это ж Ген… — проговорила Джеки.

— Ne crois pas que le mari lui resemble, — извиняющимся тоном сказала Маргарет. — Il est tout ^a fait different. [45]

— Генри! — повторила Джеки, на этот раз совершенно отчетливо.

Мистер Уилкокс вышел из себя.

— Не могу поздравить тебя с твоими протеже, — сказал он.

— Генри, не уходи. Ты ведь любишь меня, дорогуша, верно?

— Господи, что за женщина! — вздохнула Маргарет, подбирая юбки.

Джеки указала на Генри куском торта.

— Ты хороший парень, правда хороший. — Она зевнула. — Знаешь, я тебя люблю.

— Генри, ради Бога, прости.

— За что, скажи на милость? — спросил он и так напряженно взглянул на Маргарет, что она испугалась, не стало ли ему вдруг дурно. Казалось, он шокирован гораздо больше, чем того требовали обстоятельства.

— За то, что втянула тебя в это.

— Пожалуйста, не извиняйся.

Джеки не умолкала.

— Почему она зовет тебя «Генри»? — с невинным видом спросила Маргарет. — Она была с тобой раньше знакома?

— Знакома с Генри? — сказала Джеки. — Кто ж не знаком с Генри! Он удовлетворяет тебя, как когда-то меня, дорогая. Ох уж эти парни! Погоди… Но мы все равно их любим.

— Теперь ты довольна? — спросил Генри.

Маргарет стало страшно.

— Не понимаю, что здесь происходит, — сказала она. — Пойдем в дом.

Но он решил, что она притворяется. Решил, что ему нарочно подстроили ловушку. И увидел, как рушится вся его жизнь.