Казалось, он выплевывал слова.

Она встала на ноги. Посмотрела на землю, где между грядками с молодым салатом отпечатались контуры ее тела. Взгляд ее был сконфуженным.

– Che cos’`e succeso? – пробормотала она, посмотрев на него. Затем настойчиво повторила: – Roberto. Che cos’`e successo qui? [107]

– Pazza, – ответил он. – Sei sempre stata pazza [108] .

И тогда Доменика поняла, что между ними действительно что-то произошло. Она чувствовала это в своем теле, и это носилось в воздухе. Они совокуплялись в грязи, как животные, и она еще раз запятнала свою душу.

Он опять спросил, где маленькая девочка. И услышав эти слова, сестра Доменика Джустина почувствовала, как будто шпага вошла ей в бок, чтобы выпить остатки крови. Она сказала ему:

– Mi hai portato via la bambina gi`a una volta. Non ti permetter`o di farlo di nuovo [109] .

Она еще раз повторила, на этот раз очень настойчиво, что он уже однажды забрал у нее ребенка. Больше этого не повторится.

Он закурил сигарету. Отбросил спичку. Затянулся и сказал:

– Почему ты мне не хочешь верить, Доменика? Я был молод. Ты тоже. Теперь мы стали старше. Ты ее где-то прячешь. Ты должна отвести меня к ней.

– Что ты собираешься сделать?

– Ничего плохого. Просто хочу убедиться, что с ней все в порядке. Я привез ей одежду. Пойдем, я покажу тебе. Она в машине.

– Если это так, можешь оставить ее и уезжать.

– Cara, – прошептал он. – Этого я сделать не могу.

Он посмотрел за их головы, туда, где в проходе в изгороди из камелий виднелась великолепная вилла, молчаливая, но настороженная.

– Ты же не хочешь, чтобы я остался? Ничего хорошего это нам не принесет.

Она поняла, чем он угрожает. Он действительно мог остаться. Если она не покажет ребенка, у нее будут проблемы.

– Покажи мне одежду, – потребовала она.

– Я только этого и хочу. – Он открыл ворота и придерживал их, пока она не прошла. Когда она проходила мимо, он улыбнулся. Его пальцы легко коснулись ее шеи, и она вздрогнула, почувствовав его плоть на своей.

На полу машины она увидела мешки. Два мешка. Он не солгал. Одежда была аккуратно разложена по ним. Это была одежда для маленькой девочки, не новая, но вполне пригодная.

Доменика посмотрела на него. Он сказал:

– Я не хочу ей зла, Доменика. Ты должна научиться мне верить.

Она резко кивнула, повернулась к машине и сказала:

– Vieni.

Они прошли через изгородь из камелий. Однако на ступенях подвала Доменика задержалась и посмотрела на своего кузена. Он улыбнулся улыбкой, которую она так хорошо знала. Не бойся, говорила эта улыбка. Я не опасен, сообщала она ей. Оставалось только верить, как она уже сделала это однажды.

– Карина, – тихо позвала она. – Vienni qui. Va tutto bene [110] , Карина.

В ответ она услышала топот быстрых детских ножек, и девочка появилась из своего укрытия среди старых винных бочек.

Она бросилась к ним. Хотя света было недостаточно, сестра Доменика Джустина увидела паутину в темных волосах девочки. Ее колени были испачканы, а на одежде виднелись следы вековой грязи.

Ее лицо осветилось, когда она увидела, с кем пришла сестра Доменика Джустина. Ничуть не боясь, она грациозно подбежала к нему и заговорила по-английски:

– Ну же, ну! Вы пришли забрать меня? Сейчас я поеду домой?

Приглашение посетить офис il Pubblico Ministero было не намного лучше, чем приглашение посетить его жилище. Последнее было оскорблением и задумывалось как оскорбление; тогда как первое напоминало скорее un’eritema [111] , как прыщик на коже, от которого никак не можешь избавиться. Таким образом, Сальваторе Ло Бьянко понимал, что он должен быть благодарен, что Фануччи не стал ждать вечера, чтобы приказать ему предстать перед его прокурорскими очами среди обожаемых орхидей. Однако инспектор почему-то благодарности не испытывал. Он аккуратно представлял свои ежедневные отчеты, как ему и было приказано, однако Мagistrato с каждым днем влезал в расследование все глубже и глубже. Пьеро был далеко не дурак, но его мозг напоминал тюремную камеру: закрытую, запертую и с потерянным ключом.