— Скажите, диду, примету: в могиле гроши или около могилы?

— А вот ты знаешь Боткину балку?

— Знаю!

— От могилы до Боткиной балки отмерь сорок сажен — там есть яма. Это один человек из Платоновки копал клад, нашел гроши, да мало. Вот иди туда на Великдень и смотри: где огонь блеснет — там и гроши.

— А что же вы, диду, сынам про то не скажете или сами не выкопаете?

— С сынами-то своими я не в ладах живу. А сам не хочу, так как когда клад закапывали, то крест целовал, и Евангелие, и дал присягу, чтобы поодиночке никому не откапывать.

Попрощался и поехал. Сумел добраться до Капетан-могилы только осенью, перед Покровом. Отмерил от могилы сорок сажен до Боткиной балки — так и есть: яма… Стал дожидаться Пасхи. Накануне собрался, взял большой мешок, кладоискательские снасти: херувимский ладан, четверговую свечу. Пришел, снова отыскал место, очертил вокруг себя круг и сел ждать, читая молитвы. Всю ночь просидел — ничего нет. Так и ушел, несолоно хлебавши, ругая "доброго" деда.

Но такие неудачи, как ни странно, у некоторых кладоискателей только разжигали азарт. Мечта найти клад превращалась в цель и смысл жизни. Эта мечта иногда даже передавалась по наследству — известны случаи, когда у какого-нибудь искателя сокровищ и отец, и дед и прадед всю жизнь искали клады, но ни одного так и не нашли. У некоторых кладоискательство превращалось в манию, люди бросали свои занятия и годами скитались в поисках сокровищ. "О чем бы вы ни заговорили с таким человеком, — свидетельствует историк-краевед В.И. Гошкевич, — он рассуждает здраво, но ко всему относится как-то безучастно; а затроньте его больное место — заведите речь о кладах — и вы убедитесь, что перед вами несчастный душевнобольной. Он тогда начинает плести нелепости, тут же придумывает самые невероятные рассказы о скрытых в земле сокровищах и не замечает, что лжет самому себе: ему хочется, чтобы создаваемые его фантазией котлы, бочонки и целые погреба с деньгами существовали в действительности и именно там, где он назначил им быть. Если вы ему выскажете сомнение в справедливости его рассказов, он пожалеет о вашем глубоком невежестве, а своих убеждений не изменит". И таких маньяков среди кладоискателей было великое множество. Но ведь их немало и в любой другой сфере деятельности, связанной с добычей легких денег, будь то спекуляции на фондовом рынке, игра в казино или ростовщичество…

В одном из сел Слободской Украины жил мужик, почти совсем забросивший свое хозяйство и целиком посвятивший себя кладоискательству. Твердо уверившись в том, что ему суждено найти клад, он перерыл все окрестные курганы и дошел до такого состояния, что горящие над кладами свечи ему стали мерещиться чуть ли не на каждом углу. Несколько лет прошло в напрасных поисках, а клада все нет как нет. Хозяйство мужика меж тем пошло прахом; жена горюет, бранится, соседи смеются, а кладоискателю все нипочем: мол, не нашел клад в этом году — найду в следующем.

Настала весна. Крестьяне вышли на поля, пашут, сеют, только искатель сокровищ не пашет, не сеет, да и пахать ему не на чем: последнюю пару волов он продал еще осенью. Ходит он по степи меж "могылами" и рассуждает: "Где, интересно, в этом году клад выйдет проветриваться? Не прозевать бы, как в прошлый раз!"

Меж тем завернул к жене кладоискателя кум, поздоровался и спрашивает:

— А что, кума, вы ячмень-то уже посеяли?

— Что ты, кумочек-голубочек, мы еще ни за какое дело не брались: все шкарбы ишем! — ответила баба и с досады завыла, размазывая ладонью слезы по щекам.

— Кумочек-голубочек! — продолжала она, слегка успокоившись. — Не знаешь ли ты, чем моему горю пособить, чтоб муж-то мой кинул бы, наконец, это дурачество, да взялся, как другие люди, за хозяйство?

Кум подумал-подумал, да и говорит:

— Ну, кума, коли по правде, так за это дело надо взяться как следует. Теперь до Пасхи недалеко; пусть уж кум шкарбы свои ищет, ты ему не перечь. А уж я устрою так, что он больше не будет шкарбов шукать. Только ты ему ничего не говори, а яуже придумал одну штуку: перестанет кум по ночам "могылы" копать!

Так они потолковали, обо всем условились, и кум пошел искать ее мужа. Повстречавшись, спрашивает:

— А ты, кум, где сегодня был? Пахал или сеял? Чего делал-то?

— Ой, кум, не пахал я и не сеял: никакая работа на ум совсем нейдет.

— Чего ж ты так зажурился?

— Да все клад покоя не дает: как увижу где "могылку", так прямо трясет всего — точно, там клад есть! Вот так каждую "могылку" и копаю.

— И что ж, выкопал чего-нибудь?

— Ничегосеньки не нашел. Эхма!

— Ха, куме, а ты думал, это тебе так: тяп-ляп — и вышел корабль! Нет, брат, погоди! Это дело такое, что треба помудровать вокруг него! Вот когда хочешь послушать меня, так, может, чего и выйдет. Под самый Великдень, как только станут в колокола звонить, так ты пойди — знаешь, под кручей, где кусты, "могылку"?

— Как не знать — знаю, это около обрыва.

— Ну, когда знаешь, то и добре. Возьми у жинки паляницу да грудочку соли, и как придешь на место, раскопай кружком самый верх "могылки", чтобы посередине вроде как сиденье-це такое было. Положи на него паляницу и соль, а сам пойди в кусты, поскидай с себя всю одежду и крест с шеи сними. Я это наверно знаю: кто шкарб хочет взять, тот должен быть, как невинный младенец, в чем мать родила. Только тогда шкарб и объявится! Так ты сиди себе тихохонько в кустах: молитв не читай и не крестись, только слушай. Оно само тебе как-нибудь объявится, или голос подаст, или на верху "могылки" покажется. Вот тогда беги к нему, хватай — да до дому, не оглядываясь!

Горячо поблагодарив кума за наставление, кладоискатель пошел домой и с нетерпением стал ожидать праздника Пасхи. За эти дни он, конечно, побывал на указанном месте, все осмотрел — где копать, где сидеть.

Наступила страстная суббота. Вечерело. Раздался протяжный звук церковного колокола — один, второй, третий… Пора. Кладоискатель торопливо собрался и зашагал к заветной "могыле". Быстро окопал ее вершину, положил паляницу с солью, пошел в кусты, торопливо разделся догола, сел и слушает. Тихо, жутко, по спине бегают мурашки от страха и волнения — скоро ли?