Во время коронации в Вестминстере 4 марта 1461 г. была произнесена специальная речь, доказывающая его право на престол; это заявление повторилось почти дословно в ноябре на заседании его первого парламента. Король вместе со своими советниками отстаивал свои права, основываясь на декларации, которую его отец провозгласил за несколько месяцев до этого: «Даже если закон пока почивает и безмолвствует, все же он не зачах и не канет в вечность». Они делали вид, что никто не может поставить под сомнение законность права Эдуарда, и недавние беспорядки в королевстве язвительно приписывали Божьей каре за столь длительное терпение узурпации трона Ланкастерами и несправедливое лишение династии Йорков законного права на престол. Согласно такой интерпретации, Генрих IV «захватил корону и титул короля и повелителя этого государства и всех владений его; и, не удовольствовавшись даже этим, он замыслил еще б ольшую гнусность, пугающую своей жестокостью, подлостью и злодейством: короля нашего Ричарда, помазанного на царство, коронованного и благословенного, и господина своего, и самого высокородного лорда на этой земле, против всех законов Божьих и человеческих и клятвы верности, свирепо и жестоко предал он лютой, отвратительной и мучительной смерти; вот почему скорбные предсмертные стенания каждого христианина, обращенные на небеса, не забыты и на земле, особенно в королевстве английском — потому, что оно терпело натиск невыносимого преследования, наказаний и несчастий, подобных которым не знало ни одно христианское государство… смуты, междоусобицы и беды, бесчинства, потоки невинной крови, попрание законов, несправедливость, бунты, вымогательства, убийства, насилие и порок верховодили в благородном государстве английском» {8} .

Правительство следило, чтобы такая пропаганда имела как можно более широкое распространение, и уже одно только чтение этого специфического заявления в парламенте должно было гарантировать, что оно станет хорошо известным. Полидор не смог не подпасть под влияние столь резких оценок. При описании эпохи правления Эдуарда IV он полагался как на популярную устную традицию, так и на воспоминания наделенных властью людей, переживших события тех дней, или тех, кто по крайней мере слышал о них от своих отцов. Поэтому он отразил то мнение о конце династии Ланкастеров, которого придерживались его современники-англичане, оказавшиеся под сильным воздействием пропаганды Йорков. «Миф Йорков», так настоятельно насаждавшийся в 1461 г., несомненно, должен был заложить основы более совершенного «мифа Тюдоров».

С тех пор как возобладал этот миф, многие поколения авторов, очевидно, полюбили писать о пятнадцатом столетии как о пропитанном кровью времени вырождения и упадка и сравнивали его с великим созидательным периодом средневековья. По современным меркам это столетие было буйным и хаотичным. Было ли оно значительно хуже, чем четырнадцатое или шестнадцатое столетие, и являлись ли его беспорядки результатом гражданских войн — это уже другой, и весьма спорный, вопрос. Очень эффектный, эклектичный сплав красочных легенд, кровавых сражений, изгнаний и лишения прав, стремительных разорений, ночей, полных отчаяния, и внезапных побед вводят в заблуждение относительно истинного состояния дел в стране. Скорее всего, в пятнадцатом веке Англия была захвачена войнами не более, чем в предыдущие столетия. Между 1066 и 1377 г. было только два периода длиною более тридцати лет, когда в стране в основном преобладал мир {9} . В течение Войны Роз продолжительность активных боевых действий между первым сражением при Сент-Олбенсе (1455 г.) и сражением при Стоуке (1487 г.) в сумме составляла немногим более двенадцати или тринадцати недель — двенадцать или тринадцать недель за тридцать два года {10} . Продвижение Генриха VII с момента его высадки в Милфорде до его победы на Босуортском поле продолжалось только четырнадцать дней.

Эти почти миниатюрные кампании не выносят никакого сравнения с масштабом войн в остальной части Европы. С некоторым преувеличением первое сражение при Сент-Олбенсе было описано как короткая стычка на улице {11} .

Только в битве при Тоутоне (1461 г.), самом большом сражении этого периода, участвовало, возможно, около 50 000 человек. Военная подготовка и тактика были одинаково примитивны. Закон предписывал каждому свободному англичанину в возрасте от шестнадцати до шестидесяти лет встать под ружье, однако подобная практика не позволяла создать настоящую армию. За исключением гарнизона Кале (который в любом случае не являлся действующей армией) и с 1468 г. личной гвардии короля, состоящей из двухсот стрелков, в стране не существовало никаких постоянных вооруженных сил, регулярно проходящих военную подготовку. Отряды, которые участвовали в сражениях Войны Роз, формировались наспех перед каждым конкретным решающим сражением и зачастую наперекор большому нежеланию будущих вояк и расформировывались сразу же по окончании битвы. Ни одна из сторон не могла позволить себе расходов на что-то более основательное {12} . Стратегия тоже была элементарна. При втором сражении у Сент-Олбенса Уорик просто не знал о подходе войск королевы Маргариты. Тоутон был захвачен в разгар снежной бури, Барнет — в тумане апреля, и даже прославленное преследование Эдуардом армии Ланкастера до Тьюксбери в 1471 г. отличалось скорее чрезвычайным упорством, чем талантливой стратегией.

Тем не менее несколько английских городов были разграблены в периоде 1459 по 1461 г., ни один не перенес длительной осады. Никто не жег своих предместий, чтобы облегчить их защиту от осаждающих, что в ходе Столетней войны были вынуждены сделать несколько французских городов. Подобная беспечность горожан тем более знаменательна, если вспомнить, что английские города по сравнению с европейскими были легкой добычей для нападающих. Вследствие раннего объединения Англии и мощи центральной власти необходимость в оборонительных сооружениях была меньше, чем где-либо еще. Небольшие укрепленные торговые городки, характерные для Франции, были почти неизвестны в Англии. Даже крупные города, такие как Рединг и Оксфорд, были недостаточно укреплены {13} . Возможно, ветхое состояние стен Лондона в известной степени объясняет готовность отцов города к переговорам как с Йорками, так и с Ланкастерами в 1450-х и 1460-х гг. Если это действительно так, значит, они продолжали чувствовать себя в достаточной безопасности. Несколькими годами позже они остались безучастными и отнеслись пренебрежительно к усилиям энергичного мэра по восстановлению укреплений.

Ретроспектива тех дней показывает несколько попустительское отношение к войне. К концу царствования Ричарда II фортификационная наука была почти неизвестна в Англии, пока Генрих VIII между 1538 и 1540 г. не построил цепь прибрежных артиллерийских фортов в новаторском иностранном стиле. Эпоха Войн Роз не создала ничего сопоставимого с фортификационными сооружениями и земляными укреплениями, возведенными в течение большой гражданской войны в семнадцатом столетии. Замки, подобные Таттершелу, Кайстеру, Эшби-де-ла-Зучу и Хейсменси (первые два имеют высоту, характерную для более поздних замков французского или рейнского стилей), были, несмотря на их обманчивый воинственный вид, скорее великолепными дворцами, чем крепостями.

Частные замки, построенные в течение пятнадцатого столетия, никак не могли иметь того значения в Войне Роз, которое им приписывалось. В действительности это были небольшие здания абсолютно невоенного характера. Когда Джон Норрей (Norreys) в период одной из наиболее острых стадий гражданской войны возводил Оквеллз (Ockwells) — к его смерти в 1465 г. строительство еще не было завершено, — он хотел построить дом, примечательный числом и размером окон, по проекту, основанному на простых, но гармоничных математических пропорциях; все это должно было служить эстетическому восприятию и было весьма далеко от оборонных задач {14} . Из старинных королевских замков только Харлеч (Harlech), в силу ряда причин ныне весьма неприметный, выдержал продолжительную блокаду. Остальная часть уэльских замков и известных цитаделей Северной Англии, которые играли заметную роль в борьбе начала 1460-х гг., никогда не противостояла осаде долее нескольких недель, а зачастую это вовсе был вопрос считанных дней.

Грабежи не были редкостью — без этого не может обойтись ни одна война. Однако жалобы на мародерство были единичны. Война имела очень ограниченное распространение. Любой причиненный ущерб был невелик по сравнению с разрушением, вызванным опустошительными набегами шотландцев и примкнувших к ним английских «мусорщиков» в начале четырнадцатого столетия, когда за годы между сражением при Баннокбуре и смертью Роберта I, короля Шотландии, доход от церквей, принадлежащих монастырю Дарем (Durham), упал с 412 фунтов до 10 фунтов в год {15} . В XV в. беспорядков в Англии было, конечно, меньше, чем на территории ее более бедного соседа, Шотландии. На фоне событий в северном королевстве, где два короля неистовствовали в течение двадцати лет и тянулась бесконечная кровавая вражда Черного и Красного Дугласов, Кричтонов и Ливингстонов, Война Роз кажется менее варварской. В то же время Англия кажется тихой обителью по сравнению с Богемией того времени с ее битвами кланов.