— А чего ты радуешься-то?

— А я и не радуюсь. Чего мне радоваться-то? — Она что-то поняла и движения ее стали замедленными. — Мишку-то куда положишь?

— Да ну его, он без руки одной.

— Возьми, все равно жалко.

Саша вдруг сказал:

— Знаешь что? Хочешь, я тебе чего-нибудь подарю? Хочешь? — Он говорил, а сам быстро соображал, что бы такое Лариске на память дать, такое, чтобы она и не думала про этого Никифорова, а про него, про Сашу, всегда думала.

Он поколебался немного, потом вытащил из коробки, где раньше кубики лежали, прозрачный стеклянный шарик, весь испещренный снаружи тонкими разноцветными полосками — синими, желтыми, красными, фиолетовыми… Если этот шарик держать у самого глаза и чуть покрутить, то во всем видимом мире начинали плясать огненные вихри, вспыхивали и тут же гасли радужные молнии, и им не было конца.

— Во, хрустальный. — Саша протянул шарик Лариске, и та взяла его с удивлением, как волшебный предмет из какой-нибудь сказки.

У Никифорова могли быть пистолеты и машины, лото и фонарики, и мало ли чего еще, но такого шарика у него быть не могло, это точно. Тут Саша не сомневался.

Лариска держала шарик в вытянутой руке и жмурилась.

— Да не так ты! Вот смотри как надо.

Саша взял Ларискины пальцы с шариком в свою ладонь и передвинул их ближе к ее носу, так что она сначала даже чуть отшатнулась в испуге. А потом присмотрелась и сказала:

— Ой, как здорово! Спасибо тебе, Саш…

Саша молчал и не отнимал руку, ему нравилось держать прохладные Ларискины пальцы. Но тут Лариска сама нырнула куда-то вниз и руку свою высвободила. Сказала со вздохом:

— Ой, что ж мы не укладываемся-то? Скоро мама твоя придет, а у нас еще дел сколько много…

Лариска опять зашуршала, как мышка, на полу. Саша пожалел, что у него нет еще одного шарика лучше первого. Нет, он не раскаивался, что отдал свой единственный, просто ему очень хотелось еще раз показать этой беспомощной Лариске, как надо в него смотреть.

Лифт в новом доме еще не работал, но квартира была на третьем этаже, невысоко, и мама дала Саше ключи и сказала, чтобы они без нее поднимались, а она ненадолго заглянет в домоуправление.

Лестница была пологая, подниматься по ней было не так уж трудно, но Радик что-то вдруг заупрямился между вторым и третьим этажами, забился в угол на лестничной площадке и даже зарычал на своего хозяина. Тогда Саша решил, что, если он откроет дверь в ту, шестую квартиру, собаке будет ясно, куда идти, и она перестанет упрямиться. Он с трудом повернул ключ в замке, дверь открылась — на лестнице сразу стало светло.

Саша позвал: «Радик, ко мне!»

Собака перестала рычать, но не сдвинулась с места. Тогда Саша взял ее за ошейник и потащил, а Лариска подталкивала сзади. Это было неимоверно тяжело, и на середине последнего лестничного марша все трое выбились из сил. Ребята устали тащить собаку вверх, Радик устал тащить их вниз — бесполезная работа получалась. Саша посмотрел на собаку и понял, почему она в последний момент вырывалась особенно яростно: ошейник сполз на одно ухо и закрыл глаза, так что Радик видел все только наполовину.

Кое-как удалось собаку втащить в квартиру, но она тут же встала у дверей и заскулила, выпрашивая свободу. Лариска приоткрыла тяжелую половинку двери и выпустила Радика — пусть уходит, раз ему тут неинтересно.

А здесь было на что посмотреть. Первым делом, вытерев ноги о тряпку, ребята побежали в комнаты — они были огромные и чистые. В ванной они перетрогали все краны и даже сумели открыть их, но вода из них не полилась…

Лариска, напевая что-то, закружилась по большой комнате, а Саша вдруг замолк, расхотелось ему вообще веселиться. Он подошел к окну и сплющил нос о стекло. Молча глядел перед собой на улицу, отыскивая глазами пешеходный тоннель, по которому Лариска могла бы одна, без взрослых, приходить в гости или просто во двор к ним играть. Но тоннеля нигде не было, и Саша совсем скис. Ему стало так грустно, что он даже не слышал, как рядом с ним встала Лариска и тоже глянула в окно.

— Ты думаешь, я совсем-совсем не буду приходить, да? — неожиданно спросила девочка.

Сзади них оказалась неведомо как появившаяся в квартире мама. Она обняла Сашу и Лариску за плечи.

— Ну, как, нравится наше новое жилье? — спросила она, заглядывая сыну в лицо. — Эй, а почему глаза грустные? Может, тебе, как и нашему Радику, тоже не понравилось? Пес сейчас бежит во всю прыть к старому дому нашему и думает о нас плохо — решил, что мы его тут бросить собираемся. Ну-ка, прогнать тоску зеленую, — она потрепала Сашины льняные кудряшки.

Потом посмотрела на обоих притихших возле окна ребят, подумала и говорит:

— Ну, вот что я вам скажу. Ты, Сашок, уже большой, через год тебе в школу идти. Да и других первоклашек, наверное, наберется в этом новом доме немало. А школа на той стороне осталась. Так что придется нам, родителям, просить кого надо, чтобы подземный тоннель для вас сделали. Не можем же мы допустить, чтобы наши сыновья неучеными остались, — хитро посмотрела она на сына.

— Думаете, построят? — У Лариски так и заискрились глаза.