Финчер и его коллеги решили проверить свою теорию, посмотрев, не являются ли регионы, где некогда свирепствовали эпидемии, регионами, где ныне процветают коллективизм, ксенофобия и интроверсия. Во многих культурных сообществах были проведены опросы, имевшие целью понять причины, определяющие главные поведенческие признаки. В одном из самых масштабных исследований были опрошены 100 тысяч сотрудников фирмы IBM по всему миру. В анкеты были включены вопросы, позволявшие выявлять ковбоев (индивидуалистов) и коллективистов. Используя базу данных, составленную по результатам этого исследования, Финчер сравнил личностные характеристики людей, живущих в разных регионах мира [129] . Он обнаружил, что в местах, где были распространены смертельно опасные инфекции, люди больше думают о своем племени и клане, чем о своей собственной судьбе и личных решениях. Они также больше склонны к ксенофобии. В своем самостоятельном исследовании Марк Шаллер обнаружил, что там, где распространенность инфекционных заболеваний была выше, население отличается меньшей культурной и сексуальной открытостью и проявляет меньшую склонность к экстраверсии [130] . То, что наблюдали Финчер и Шаллер, – это всего лишь корреляции. Один тот факт, что две вещи – например, заболеваемость и тип личности – совместно изменяются в зависимости от региона, еще не означает, что между ними есть причинно-следственная связь. Но, с другой стороны, полученные данные ее и не исключают.

На основании своих результатов Финчер, Шаллер, Торнхилл, Мюррей, Фолкнер и работавшие с ними другие ученые начали думать, что открыли общие законы, управляющие человеческим поведением и культурой. Они взглянули на нас как бы со стороны и объявили, что разглядели нашу истинную сущность. Возможно, они правы. Но не стоит торопиться с окончательными выводами. Авторы открыли интересную закономерность, статистическую связь между эпидемическими заболеваниями и человеческим поведением. Но каков конкретный механизм влияния болезней на поведение – вопрос более сложный, или, во всяком случае, казался таковым до недавнего времени.

Сидя в своем кабинете и размышляя о болезнях, Марк Шаллер задумался о том, как они влияют на поведение и культуру. Разумеется, это происходит без вмешательства разума, но может ли наше сознание как-то измерить уровень угрозы, с которой ему предстоит столкнуться? Не встроены ли в наш мозг врожденные механизмы, позволяющие нам распознавать больных индивидов и как-то по-особому на них реагировать? Возможно, эта способность в одних местах земного шара выражена ярче, чем в других, или, может быть, она активируется только при необходимости. Что, если наш мозг распознает и классифицирует уровень опасности какой-либо болезни, появившейся в нашем окружении, а затем реагирует на нее, не потрудившись поставить в известность наше сознание? Сама по себе такая идея может показаться нелепой. Тем не менее Шаллер и его сотрудники решили ее проверить. Возможно, результат этой проверки приведет к радикальному изменению представлений о нашем организме, нашей самости и наших отношениях с внешним миром.

В своей лаборатории Шаллер установил компьютерный экран, на который начал выводить изображения вещей, не вызывающих душевного стресса, – например, предметы мебели. Затем он менял эти безобидные картинки на изображения оружия и насилия или изображения, касающиеся каких-либо заболеваний, – например, фотографии кашляющей женщины или человеческое лицо, обезображенное оспой. Не реагируют ли индивиды, смотрящие на экран, каким-то подсознательным образом на вид больных людей? Существует непосредственная связь между реакцией людей на стресс и выделением таких гормонов, как кортизол и норадреналин, которые, в свою очередь, влияют на функцию иммунной системы. Не может ли созерцание фотографии больного человека тоже влиять на состояние иммунной системы? Трудно даже себе представить, что подсознательная реакция на болезнь может оказаться такой сложной, как думал Шаллер.

В лабораторию стали приходить испытуемые. Для начала у них брали кровь на анализ, а затем показывали слайд-шоу. Сначала нейтральное, а затем с вызывающим стресс содержанием. После демонстрации слайдов у испытуемых снова брали кровь. К каждой пробе крови добавляли затем специфическое соединение, которое можно обнаружить во многих патогенных бактериях, – липополисахарид. Шаллер и его коллеги предположили, что клетки крови испытуемых, видевших фотографии больных, более агрессивно отреагируют на липополисахарид выделением цитокинов. Правда, сами исследователи не знали, что они увидят. Потом был получен результат. В крови, взятой у участников эксперимента после просмотра слайдов с изображениями больных людей, концентрация цитокинов (интерлейкина-6) увеличилась на 23,6 процента по сравнению с исходной концентрацией до просмотра слайдов. Но интересно, что же произошло в крови испытуемых, видевших сцены насилия? Может быть, реакция выделения цитокинов была обусловлена одним только стрессом? Оказалось, что нет. В крови испытуемых, наблюдавших сцены насилия, не произошло вообще никаких изменений. Просмотр же фотографий больных активировал у испытуемых иммунный ответ на антигены бактерий – таких, например, как кишечная палочка. Активация иммунитета произошла лишь от того, что они смотрели на больных. Реакция была подсознательной и развилась поразительно быстро. Если вы сейчас выйдете из комнаты и увидите кашляющего человека, то, вероятно, такая же активация иммунитета произойдет и у вас [131] .

Шаллер и Финчер продолжали утверждать, что мы противостоим болезням не только с помощью нашей иммунной системы и безволосости, но мы используем еще и поведенческую иммунную систему. Эта система отчасти проявляется эмоциями и отвращением, которые достигают уровня нашего сознания, но при этом может и непосредственно, минуя сознание, влиять на наш организм, поведение и культуру. Представляется вполне возможным, что благодаря этой системе в местах, где распространены болезни, мы подсознательно ведем себя так, чтобы свести к минимуму риск заражения. К характерным проявлениям такого защитного поведения относится, в частности, и ксенофобия. Кроме того, наше поведение находится под сильным влиянием культуры. Например, коллективизм и другие атрибуты общества кодируются системами табу и норм. Нормы могут формироваться под влиянием врожденных биологических свойств индивида, но развиваются они, повинуясь своим собственным законам. Даже если в одном регионе уменьшается частота какого-то заболевания, то обусловленная им культура меняется далеко не сразу. Именно таким случаем явилась корреляция между заболеваемостью и индивидуализмом, продемонстрированная Финчером, Торнхиллом, Шаллером и другими. Выяснилось, что наше поведение и культура связаны не с текущей заболеваемостью, а с заболеваемостью, так сказать, исторической, которая имела место несколько сотен лет назад. Старые привычки и обычаи отмирают медленно, оставляя нас наедине с призраками прошлого.

Какое отношение все это имеет к вам, кто бы вы ни были и где бы вы ни жили? Самое прямое – это говорит о том, что ваше поведение по отношению к друзьям и незнакомцам сформировалось не вашим сознанием, как вы, вероятно, надеетесь, а чем-то намного более глубоким. Внешние проявления этого эффекта могут включать в себя множество наших личностных аспектов и форм социального поведения, но даже если они не включают в себя ничего, кроме отвращения, то и тогда определяемое им поведение чревато многими последствиями. Чувство отвращения развилось у нас для того, чтобы мы держались подальше от источников болезни и для приведения иммунной системы в состояние боевой готовности. Правда, запускающие отвращение стимулы далеко не совершенны. Наш мозг развился таким образом, что мы можем ошибиться при оценке внешних симптомов болезни. Вероятно, это связано с тем, что лучше ошибиться и избежать контакта со здоровым человеком, чем по ошибке принять больного за здорового и войти с ним в контакт.

Тем из нас, кому повезло жить в местах, где инфекционные заболевания встречаются редко, или там, где благодаря успехам общественного здравоохранения они со временем стали редки, угрожает немалая опасность неверно отреагировать на показавшийся болезненным безвредный признак (существует меньшая опасность не среагировать на настоящий признак заболевания и пропустить инфекционную болезнь). Наибольший ущерб заключается в том, что иммунная система и формы поведения, направленные на защиту от болезней, могут стать избыточно активными. Примечательно, что Шаллер, изучая реакции испытуемых на стимулы, связанные с болезнью, демонстрировал людям картинки, похожие на те, что мы ежедневно видим по телевизору. Могут ли наши организмы реагировать не только на реальных больных людей, но и на их показ по телевидению? Этого пока никто не знает.