— Толпа провозгласила вас своим героем, сэр, — продолжал Ратледж, — можете веселиться. Ведь это то, к чему вы стремились и ради чего все это затеяли.

— Тут вы, по крайней мере, ошибаетесь, — твердо ответил Лэтимер. — Каждый носит в себе мерило, с которым подходит к своим ближним. Я вынужден предположить, что, находя в тщеславии источник действий других людей, вы ориентируетесь на собственное тщеславие.

— Превосходно! — сказал Ратледж. — Самое время для философского диспута. Я пропускаю мимо ушей ваше оскорбление вслед за предыдущими.

— Не сомневаюсь в этом, — желчно сказал Лэтимер, понимая, однако, что с каждым словом становится все более неправ.

Молтри вмешался:

— Ты знаешь, что тебе грозит, Гарри?

— Я знаю, но это меня не волнует.

— Это должно вас волновать, — серьезно выговорил Лоренс. — Мы пришли, чтобы заставить вас это понять. Вам нельзя медлить — в любую минуту может быть отдан приказ о вашем аресте.

— О моем аресте?

— О чьем же еще? — спросил Ратледж. — Вы натравили на человека толпу, она совершила убийство, и вы думаете, это сойдет вам с рук? Вы не послушали меня сегодня…

— Я не стану слушать вас и сейчас, — перебил его Лэтимер. — В том, что я сделал, больше вашей вины, чем моей.

— Вины? Моей? — Ратледж оглядел своих спутников, как бы призывая их в свидетели и приглашая вникнуть в это фантастическое заявление. — Моей вины! Как бы вам слегка не переусердствовать в своих сумасбродных обвинениях, сэр!

— Мистер Ратледж, я не хочу подбирать выражения. Здесь мой дом, и если вам непременно хочется насмехаться надо мной, заставляя меня оскорблять вас, я предпочел бы, чтобы вы делали это в другом месте. Том, будь так добр, позвони Джулиусу.

— Одну минуту, сэр! Одну минуту! — легкий румянец выступил на полных щеках Ратледжа.

— В самом деле, ты должен выслушать нас, — поддержал его Молтри. — Не звоните, Том. Ты должен понять, Гарри, мы не можем допустить, чтобы тебя арестовали.

— Но кто меня арестует?

— Если губернатор прикажет, мы вынуждены будем подчиниться. И если тебя арестуют, то будут судить, а если будут судить, то непременно повесят.

— С согласия Сыновей Свободы, — возразил Гарри. — Тут упоминали, что они меня поддерживают, а я сказал, что мне это безразлично. Так вот, это не так. Я изменил свое мнение. Я полагаюсь на этих ребят, и вы, кстати, тоже можете на них положиться.

— Неужели вам непонятно, Лэтимер, — увещевал его Лоренс, — что именно этого мы не хотим. Ведь это может привести к катастрофе.

— Но я вовсе не стремлюсь избежать ареста! Напротив, я буду только рад. Я буду только рад и аресту, и суду. Они дадут мне возможность разоблачить преднамеренную подлость, с помощью которой меня загнали в тупик.

Все трое мрачно переглянулись. Затем Молтри твердым тоном объявил их окончательное решение:

— Гарри, сегодня вечером тебе надлежит покинуть Чарлстон. Не медля!

— Не вижу необходимости.

— Но вы уедете тем не менее, — сказал Лоренс.

— Не сдвинусь ни на шаг.

Ратледж предпринял еще одну атаку:

— Неужели вы настолько тупы, что ничего не понимаете, или так своевольны и упрямы, что не хотите понимать? Неужели вас заботят лишь восторги толпы? Лже-герой! Если вам недостает ума, чтобы предугадать последствия, тогда помоги вам Бог! Вас арестуют и будут судить. Это может кончиться плачевно для всего континента. Пожар войны готов вспыхнуть от Джорджии до Массачусетса, от Атлантики до Миссисипи. Он уже тлеет после того дела под Лексингтоном; малейший ветерок народного волнения может раздуть настоящее пламя. Если вы лишены разума и ослушаетесь нас сейчас, то страна может оказаться втянутой в гражданскую войну. Последний раз спрашиваю: желаете ли вы оставаться здесь и наблюдать, каких дел натворили, потворствуя своему чудовищному тщеславию?

— Нет, сэр, не желаю.

— Вы уедете?! — воскликнули в один голос Молтри и Лоренс.

— Я остаюсь.

— Но…

— Если бы я в самом деле руководствовался собственным тщеславием, как утверждает мистер Ратледж, я бы уступил. Но это не так. Мной руководят совсем другие мотивы. Вам, мистер Ратледж, я больше не стану ничего объяснять. Я устал от ваших требований, устал от ваших предвзятых вопросов. Одного того, что уехать просите меня вы, достаточно, чтобы я решил остаться. Я не признаю вашей власти и вашего права подвергать меня допросам и унижать завуалированным подозрениями, которыми вы весь день мне сегодня досаждали. Поэтому я прошу вас избавить себя и меня от дальнейших препирательств. Но если вы, Молтри, останетесь, я целиком и полностью откроюсь вам. В этом деле затронуты моя честь и мое сердце. И если полковник Лоренс пожелает остаться и выслушать — ему я тоже все скажу.

Мистер Ратледж поклонился подчеркнуто церемонно.

— Спокойной ночи, мистер Лэтимер. Полковник Лоренс и полковник Молтри не меньше моего беспокоятся за мир в провинции. — И он с достоинством удалился.

Когда его шаги затихли, Лэтимер, как обещал, поведал обо всем двоим оставшимся и Тому Айзарду. Он обрисовал им, каким в результате последних событий он предстанет в глазах сэра Эндрю Кэри, и что судебное разбирательство, и только оно, выведя Мендвилла на чистую воду, может оправдать его, Лэтимера, перед сэром Эндрю. Эти его соображения вызвали в слушателях глубокое сочувствие.