— Очень рада, — живо обернулась женщина и протянула ему свою руку: — Огнева. — Андреев мимолетным скользящим взглядом сумел определить, что глаза у нее голубенькие. Далее странно, что такие глаза упрятаны за толстые бездушные стекла, словно в прозрачный застенок. — Предлагаю отпускнику составить нам компанию, да что-то не вижу восторга с его стороны. Поедемте, — сказала Огнева. — Экая беда, что ваши планы летят в тартарары, зато прогулка-то какая!

— Вообще-то у меня особых планов нет.

— Тем более! Вы многое потеряете, если не поедете. Давно не были на Увильдах?

— Года два.

— И еще колеблетесь?

— Езжай, езжай, — подогрел Андреева редактор. — Часикам к пяти и я прикачу.

Когда редактор сказал, что нужно подбросить на Увильды одного товарища, то Андреев вовсе не хотел уточнять, кто и откуда этот товарищ, окажись им мужчина, Григорий Петрович не стал бы и колебаться — не поехал бы, и все. Хватит с него всяких новых знакомств. А товарищ оказался вон каким. Милая решительность Огневой была изумительна. В жестах, во всей ее фигуре было столько самостоятельного и независимого, что это не могло не броситься в глаза. Немало встречал он решительных и даже безапелляционных женщин, но у тех решительность как-то смахивала на мужскую, была нарочито показной. А тут удивительное сочетание — женственности и решительности. Огнева ласково и бережно поправила тугой валик волос на затылке, в движениях чувствовалась нерастраченная сила.

Григорий Петрович решил поехать. Редакционный «газик» поколесил по каменистым кыштымским дорогам изрядное количество верст. Сейчас у него кое-где побрякивало и позвякивало, но бежал он бойко, привычно подминая под себя дорогу. А дорога здесь была хорошая, сгрейдированная. Грунт крепкий, каменистый и полотно дороги ровное, как асфальт.

Огнева сидела рядом с шофером. Под валиком на затылке виден нежный светлый пушок. Иногда и по затылку можно определить возраст. Затылок у Огневой нежный, холеный, но кое-где уже наметились складочки. И появляются такие складочки, когда женщине перевалит за тридцать. Ну, а этой можно дать тридцать пять. По крепким округлым плечам, обтянутым крепдешиновой кофточкой сероватого цвета, чувствовался человек зрелый, в зените своего расцвета.

Дорога ныряла с косогора на косогор. По обе стороны медно-зелеными стенками тянулись сосны. Изредка между ними выделялись ярко-зелеными сарафанами молодые березки.

Ехали молча. Андреев просто не знал, о чем сейчас надо говорить, а у нее, видимо, не было настроения. Она горячо звала его в поездку там, в редакции, а сейчас вот не начинала разговора. А может, ему начать?

Она спросила шофера:

— Где-то здесь эти озера со странными названиями.

— Подъезжаем, — ответил шофер.

Огнева повернулась к Андрееву, и он опять увидел ее голубенькие глаза в стеклянных застенках:

— Вы, надеюсь, слышали про эти озера — Тпруцкое и Нуцкое?

— Каждый кыштымец их знает.

— Представьте, я тоже имею основания считать себя кыштымкой, но узнала о них недавно.

— Неудивительно, вы — женщина.

— Однако ж! А почему они так называются? Знаете?

— Приблизительно.

— Скажите.

— Пролегла здесь конная дорога — покосы были, лесные делянки для заготовки дров. Возили рыбу с Увильдов. Груженый воз в гору идет туго, вот хозяин и кричит на лошадь: «Ну, ну!» С горы боязно, чтоб воз не разогнало, авария могла приключиться. Вот и кричали: «Тпру!» А поскольку озерко недалеко от подъема в горку, его прозвали Нуцким, а то, другое, соответственно, — Тпруцким.

— Неоригинально.

— Отчего же? Все простое оригинально.

— Ну, а что-нибудь слышали про Дунькин сундук или про Самсонкин гроб?

— Читал. Книжка есть про них.

— А про Силантия Сугомака?

— Нет. Но зато я про Лутонюшку знаю, — брякнул Григорий Петрович, чтоб только подзадорить Огневу. Она живо обернулась к нему, уцепилась руками за спинку сиденья спросила обеспокоенно:

— Откуда?

— Дед один рассказывал.

— Так я и знала! — хлопнула рукой Огнева по спинке сиденья и опять села, как полагается, выражая всем своим существом недовольство. — Я ж его предупреждала — про Лутонюшку никому не говори. Будет у меня публикация, тогда пожалуйста.

— А! — радостно засмеялся Андреев. — Теперь я вас знаю!

— Положим. А вы кто?

— Я? Отпускник. Между прочим, не опасный.

— Есть отпускники и опасные?

— Всякие бывают.

— Я хотела спросить — кто вы по профессии?

— Журналист.

— Погодите, я немного наслышана об одном журналисте из вашего города. Я иногда работаю в публичке, обязательно читаю челябинскую газету.

— Чье же перо вас привлекло, если не секрет?

— Есть там такой Андреев.

Григорий Петрович поперхнулся, а потом рассмеялся.

— Не понимаю, что смешного в моих словах. — Огнева, кажется, даже обиделась.

— Вы знаете, — сказал Григорий Петрович, — как ни странно, но моя фамилия тоже Андреев.

Она обхватила голову руками:

— Как же я опрометчиво поступила! Не узнала наперед, кого редактор мне в попутчики определил.

— В самом деле!

— Вы ж конкурент! Знаете, зачем я еду на Увильды?

— Понятия не имею.

— Послушать одну старушку. Для нашего брата фольклориста — она сущий клад. И что ценно — ее никто не открыл. Я буду первая. Представьте, какие сливки сниму!