Стивен Джей Гулд тоже сражался с раком; ему поставили диагноз «мезотелиома брюшной полости» в июле 1982-го. Ему повезло; он победил. Гулд, как и Ричард Докинз, отстаивал чисто дарвиновский взгляд на природу — пусть и расходясь с последним во взглядах на те или иные конкретные детали. Но, если религия и помогла Гулду преодолеть болезнь, он никогда в этом не признавался. Тем не менее после выздоровления он написал новую книгу — «Скалы времени: наука и религия в полноте жизни», в которой утверждал, что области научного и духовного представляют два отдельных домена, две «непересекающиеся сферы» — типичный пример эвфемизма Гулда. Однако было очевидно, что в сражении с большим «Р» его занимали более серьёзные вопросы.

А сейчас моя очередь.

Саган, очевидно, оставался несгибаемым до самого конца. Гулд, быть может, слегка заколебался, но в конечном счёте вновь стал самим собой, стопроцентным рационалистом.

А я?

Сагану не доводилось день за днём встречаться с инопланетянином, чья Великая теория объединения указала на существование Создателя.

Гулду были незнакомы продвинутые формы жизни на Бете Гидры и Дельте Павлина, которые верят в Бога.

Но мне доводилось. И мне знакомы.

Много лет назад я прочёл книгу под названием «Поиск Бога в Гарварде». Меня больше заинтриговало её название, чем содержимое, в котором описывался опыт Эри Голдмана, журналиста «Нью-Йорк Таймс», который один год обучался в Гарвардской школе богословия. Если бы я хотел изучать окаменелые останки организмов периода кембрийского взрыва, я бы направился в Национальный парк Йохо; если бы решил искать фрагменты яичной скорлупы динозавров — поехал бы в Монтану или Монголию. Практически все задачи требуют, чтобы ты сам к ним шёл, но Бог… Бог, он же вездесущ, он должен быть чем-то таким, что можно отыскать где угодно: в Гарварде, в Королевском музее Онтарио, в кенийской «Пицца Хат».

В самом деле, мне пришло на ум, что если Холлус прав, тогда можно где и когда угодно протянуть руку, чтобы, так сказать, схватить правильным образом пригоршню пространства и отогнуть свисающий пред тобой занавес, за которым сокрыты божественные механизмы.

Не обращайте внимание на человека за занавеской…

Я и не обращал. Я просто его игнорировал.

Но сегодня, в этот самый миг, я был один.

Или?..

Бог ты мой, такие мысли никогда раньше не приходили ко мне в голову. Так, значит, я слабее Сагана? Слабее Гулда?

Я встречался с обоими; Карл приезжал с лекциями в Университет Торонто, а Стивена мы приглашали в КМО каждый раз, когда он выпускал новую книгу; через несколько недель он снова собирался приехать с выступлением по случаю выставки экспонатов сланцев Бёрджесс. Меня в своё время поразило, насколько Карл высокий, а Стивен — до последнего штриха такой маленький колобок, как его описывают; словно вышел из «Симпсонов».

В физическом плане никто из них не выглядел сильнее меня — я хочу сказать, прежнего меня.

Но сейчас, сейчас — возможно, я слабее любого из них.

Чёрт бы вас побрал, я не хочу умирать!

Как гласит шутка, старые палеонтологи не умирают. От смерти они обращаются в окаменелости.

Я поднялся с дивана. На ковре в гостиной почти ничего не валялось; Рики постепенно учился убирать за собой игрушки.

Должно быть совершенно неважным, где ты это делаешь.

Я бросил взгляд из окна гостиной. Эллерслай-авеню — чудесная старая улица в районе, который во времена моего детства называли Виллоудэйл; вдоль неё шли разросшиеся деревья. Прохожему пришлось бы постараться, чтобы заглянуть в окно.

И всё же…

Я подошёл к окну и задёрнул коричневые шторы. В комнате стало темно. Нажал на один из выключателей, чтобы зажечь напольную лампу. Бросил взгляд видеомагнитофон, чтобы увидеть яркие синие цифры: ещё есть время до того, как вернутся Сюзан и Рики.

Неужели мне правда этого хотелось?

В том учебном курсе, который я читал в Университете Торонто, не было места для Создателя. КМО — один из самых эклектичных музеев в мире, но, несмотря на потолочную мозаику, объявляющую миссией музея «… чтобы все люди знали дело Его», в нём нет особой галереи, посвящённой Богу.

«Ну конечно же, нет, — сказали бы основатели КМО. — Ведь Создатель — он везде».

Везде.

Даже здесь.

Я выдохнул, с остатками воздуха избавляясь от последнего противления этой идее.

И я опустился на колени на ковёр перед камином. Фотографии моей семьи невидяще взирали на то, что я собирался сделать.

Я опустился на колени.

И начал молиться.

— Боже, — сказал я.

Слово отдалось в кирпичном камине коротким мягким эхом.

Я повторил его: