Шрифт:
15
Барселона, 15 апреля 1334 года
Бернат пересчитал деньги, которые ему заплатил Грау, и бросил их в кошелек, что-то бормоча сквозь зубы. Их должно было хватить, но… проклятые генуэзцы! Когда же разорвется кольцо, в котором они держали графство? Барселона голодала.
Бернат подвесил кошелек к поясу и пошел за Арнау. Мальчик плохо питался. Бернат озабоченно смотрел на него и вздыхал. Тяжелое время, но они, по крайней мере, перезимовали. Сколько людей может сказать то же самое? Бернат сжал губы и провел рукой по голове сына, прежде чем положить руку ему на плечо.
Сколько тех, кто после неимоверных страданий умер от холода, голода и болезней? Сколько родителей могли сейчас положить руку на плечо своему ребенку? «Во всяком случае, мы живы», — думал он.
В этот день в порт Барселоны прибыл корабль с зерном, один из немногих, которому удалось прорваться сквозь генуэзскую блокаду. Зерно было куплено для города за астрономическую сумму, чтобы перепродать его горожанам по доступным ценам. В эту пятницу зерно доставили на площадь Блат, и люди с самого раннего утра собрались там, ссорясь друг с другом и проверяя, как приготовили зерно официальные весовщики.
Вот уже несколько месяцев, несмотря на усилия городских советников запретить проповеди, один монах ордена кармелитов выступал с речью против власть имущих, приписывая им вину в организации голода и обвиняя в том, что они припрятывали хлеб. Обличительные выступления монаха будоражили умы прихожан, и слухи быстро распространялись по всему городу. Поэтому в ту пятницу люди, которых становилось все больше и больше, сновали в беспокойстве по площади Блат, спорили и время от времени подходили к столам, на которые муниципальные чиновники складывали зерно.
Власти подсчитали, сколько зерна нужно на каждого горожанина, и приказали полномочному коммерсанту Пэрэ Хойолу, официальному инспектору на площади Блат, обеспечить контроль над продажей.
— У Местре нет семьи! — закричал один оборванец через несколько минут после начала распродажи. Рядом с ним стоял еще более оборванный ребенок. — Все умерли во время зимы, — добавил он.
Весовщики отобрали зерно у Местре, но обвинения только множились: у того сын стоит у другого стола, этот уже покупал, у кого-то нет семьи, а значит, это не его сын — он привел его только для того, чтобы попросить еще…
Площадь превратилась в кричащий водоворот. Люди нарушали очередь, затевали склоки, доводы переходили в оскорбления. Кто-то гневно потребовал, чтобы власти выставили на продажу припрятанное зерно, и разъяренные горожане присоединились к этому требованию. Официальные весовщики видели, что людская масса, которая беспорядочно росла, тесня столы, где осуществлялась продажа, вот-вот сметет их вместе с пшеницей. Королевские чиновники вступили в перепалку с оголодавшими людьми, и только быстрое решение, принятое Пэрэ Хойолом, спасло положение. Он приказал отнести пшеницу ко дворцу викария, к восточному краю площади, и приостановил продажу до утра.
Бернат и Арнау вернулись в дом Грау, огорченные тем, что не смогли получить драгоценное зерно, и на самом дворе, перед конюшнями, рассказывали главному конюху и всем, кто хотел их послушать, о том, что случилось на площади Блат. Они оба были настолько взвинчены, что не сдерживались от выпадов в адрес властей и жаловались на голод.
Из одного окна, которое выходило во двор, за ними наблюдала баронесса, услышавшая крики. Изабель злорадствовала, зная о невзгодах беглого раба и его распоясавшегося сына. Когда она смотрела на них, с ее лица не сходила едкая улыбка. Вспоминая о тех приказах, которые она отдала Грау, прежде чем он отправился в поездку, женщина удовлетворенно хмыкнула. Она не желала, чтобы его должники ели.
Баронесса взяла кошелек с деньгами, предназначенными для обеспечения заключенных, посаженных в тюрьму за долги ее мужу, позвала мажордома и приказала ему поручить эту миссию Бернату Эстаньолу, которого должен был сопровождать его сын Арнау, на случай если возникнет какая-либо проблема.
— Напомни им, — сказала она, улыбаясь слуге-сообщнику, — что эти деньги предназначены для покупки пшеницы для заключенных моего мужа.
Мажордом выполнил указание своей госпожи и позабавился, глядя, как изумились отец и сын, с недоверием слушавшие его. Их удивление возросло после того, как Бернат взял кошелек и взвесил в руке монеты, которые в нем были.
— Для заключенных? — переспросил Арнау, обращаясь к отцу, когда они уже вышли из дома Пуйгов.
— Да.
— Почему для заключенных, отец?
— Их посадили в тюрьму, потому что они должны деньги Грау, а он обязан оплачивать их содержание.
— А если он этого не будет делать?
Они продолжали идти дальше по направлению к берегу.
— Их освободят, а Грау не хочет этого. Он платит королевские пошлины, платит тюремщику и платит за питание заключенных. Таков закон.