В пять двадцать Фоули вошел в часовню и увидел там растлителя малолетних по кличке Эльф. Свет был выключен, тощий белый парень сидел, сгорбившись, у окна, на скамье рядом лежала пачка брошюр. Фоули щелкнул переключателем, и Эльф моментально втянул голову в плечи, ожидая, что сейчас его снова будут бить — такова судьба близоруких, вынужденных жить среди заключенных, считающих себя высшими существами.

— Совсем испортишь себе глаза, — сказал Фоули, — если будешь читать это духовное дерьмо в темноте. Слушай, мне надо поговорить со Спасителем наедине. Не возражаешь?

Когда Эльф вышел, Фоули выключил лампы и наполовину опустил старые, в коричневых пятнах жалюзи. В часовне воцарился полумрак, были видны лишь очертания рядов скамеек. Он пересек залу и вышел через дыру в стене на улицу — на стройплощадку нового крыла, где пахло досками и высился каркас с пустыми глазницами будущих окон.

Тут и там валялись обрезки досок — тюремным плотникам явно было наплевать на экономию материалов. Взгляд Фоули привлек обрезок двухдюймовой доски. Для предстоящего дела лучше подошла бы труба, тем более что труб здесь тоже хватало, но Фоули понравилось, как доска сужается к одному концу — она напоминала бейсбольную биту.

Он поднял обрезок, взвесил в руке, взмахнул и представил, как мяч со свистом летит в сторону спортивного поля, где собралась половина заключенных. Пятьсот или шестьсот зеков лениво болтались без дела — работы на всех не хватало. Темнело, с неба исчезали последние красные полосы заката, и тут раздался долгожданный свисток, зовущий всех в бараки на вечернюю поверку. Полчаса, потом еще пятнадцать минут на пересчет — и только тогда обнаружится, что шестеро заключенных исчезли. А пока спустят собак, Чино и его друзья будут уже далеко в зарослях сахарного тростника.

Зеки лениво потянулись в бараки, срезая угол через ворота. Фоули смотрел на них и думал: «Время пошло, мой мальчик».

Вернувшись в часовню, он поставил доску у скамьи и накрыл ее сверху джинсовой курткой. Чино был уже внизу, в тоннеле, — наверное, наставлял своих ребят вести себя тихо и терпеть, пока не стемнеет.

Фоули обернулся, услышав, как открывается дверь. Вошел Пуп и внимательно огляделся. Оружия при нем не было, только рация и фонарик. Фуражка надвинута на глаза. Надзиратель, явно нервничая в темноте, протянул руку к выключателю.

— Не стоит, — предупредил Фоули и приложил палец к губам.

Колеса машины закрутились, и все вот-вот должно было свершиться.

— Пуп, они прямо под тобой, в тоннеле.

Надзиратель отстегнул рацию с пояса.

— Подожди. Рано еще, — сказал Фоули.

Карен выехала из Уэст-Палм около пяти, долгие мили ехала в сторону заката по шоссе, вспарывающему заросли сахарного тростника, но фары включила только на стоянке у тюрьмы. Лучи осветили полоску травы, дорожку, еще одну полоску травы, ограду из колючей проволоки, увешанную звукоуловителями, темные фигуры в белых футболках по другую сторону ограды, кирпичные бараки, похожие на казармы, складные столы и беседки, которыми пользовались в дни свиданий. Высоко на башнях загорелись прожекторы, залив светом дорожки и лужайки. Ночью тюрьма выглядела не так плохо. Карен закурила и набрала номер на мобильном телефоне.

— Алло, это снова Карен Сиско. Рей еще не появлялся?.. Да, я пробовала. Если позвонит, будьте добры, передайте, что я смогу с ним встретиться не раньше семи. О’кей?

С минуту она наблюдала, как заключенные в лучах прожекторов беспорядочной толпой бредут прочь со спортивного поля, проходят сквозь ворота и расходятся по своим баракам, потом снова взяла телефон.

— Папа? Это Карен. Хочешь оказать мне большую услугу?

— А вставать придется? Я только что налил себе выпить.

— Я сейчас в «Глейдс». А в шесть мы с Реем Николетом должны были встретиться. И мне его не найти…

— Это с которым? С федералом-антитеррористом?

— Папа, террористами он больше не занимается. Его перевели, и сейчас Рей работает на штат, в правоохранительном департаменте Флориды.

— Но он по-прежнему женат?

— Формально. На самом деле они разошлись.

— О-о. Он уже отдельно живет?

— Пока не переехал, но вот-вот.

— Не похоже на развод…

— Может, ты попробуешь его найти? У меня не получилось. Передай, что я задержусь. — Она назвала номер пейджера.

— А что ты делаешь в «Глейдс»?

— Выполняю судебное предписание. Поступила жалоба. Пришлось сюда ехать…

Лучи фар ударили в зеркало заднего вида — позади, в следующем ряду, остановилась какая-то машина. Фары погасли, но тут же зажглись снова, и Карен повернула зеркало, чтобы свет не бил в глаза.

— Пришлось ехать сюда, потому что какому-то зеку, приговоренному к пожизненному, не нравятся макароны с сыром. Он подал иск, заявив, что у него нет выбора, а это нарушает его гражданские права.