Но, как вчера и позавчера, нас выручают… стрекозы. Они появляются как по расписанию: пять большущих стрекоз-коромысел вылетают на «хозпятачок», облетая его кругами и многоугольниками. Помнят крылатые, что вчера поужинали тут комарами досыта — и вот снова явились. Отменная память! Нипочем им, как видно, и сумерки.

Совершив беглую разведку воздушного пространства над «хозпятачком», коромысла принимаются за работу: подлетают к людям и, громко шелестя крыльями, хватают комаров. Охотницы торопятся: то ли помнят, что особенно долго мы за ужином не засиживаемся, а без нас комары разлетятся, то ли чувствуют, что постепенно темнеет и скоро стрекозиный «порог видимости» положит конец охоте.

Так или иначе, трапезу мы совершаем почти без единого комариного укуса — только большущие тела стрекоз мелькают в сумерках, да шелестят их сухие жесткие крылья на виражах и «мертвых петлях», когда охотницы хватают свою добычу у самых наших лиц.

А вот днем этих крупных стрекоз не видно ни на «хоздворике», ни поблизости. Наверное, в это время они охотятся в других добычливых местах, расположенных где-то далеко, но помнят про наших комаров отлично и слетаются сюда каждый погожий вечер, спасая нас от маленьких надоедливых кусак.

Дневные же «охотничьи угодья» у крупных стрекоз строго определенны. Мне до этого нередко доводилось видеть, как коромысло или дозорщик (один из самых больших видов стрекоз нашей страны) неутомимо совершает «челночные» полеты где-нибудь на поляне или тропке, по несколько десятков метров — от дерева до куста, разворот… куст, дерево — снова разворот… И так весь день, с небольшими перерывами для отдыха на ближней ветке. А вот что пишет крупнейший специалист по сибирским стрекозам доктор биологических наук Б. Ф. Белышев [6] про стрекозиные охоты:

«Границы участков удивительно постоянны и точны, и обладатели их не выходят за пределы даже на самые небольшие расстояния. Замечая место поворота летящей стрекозы вдоль линии берега по какому-нибудь ориентиру, приходилось видеть, что все последующие полеты кончаются точно в этом же месте. Такой участок охраняется, и с вторгнувшимся в него экземпляром начинается драка, причем особенная непримиримость проявляется к особям своего вида».

Здесь имеются в виду дневные постоянные охотничьи участки.

А вот на нашем «хозпятачке», с его вечерними комарами, стрекозы — причем одного вида — «коромысло синее» — почему-то всегда обходились без драк. Наоборот, здесь царила атмосфера слаженности, усердия и явного содружества…

В любое время дня в заказнике можно встретить летом стрекоз мелких видов — металлически-зеленых люток и голубеньких стрелок. Они относятся к так называемым равнокрылым стрекозам, отличающимся от больших — разнокрылых — тонким стройным телом; голова у них не круглая, а вытянута в поперечном направлении, полет же не стремительно-сильный, а легкий, порхающий. Им не нужна такая скорость и маневренность: дело в том, что равнокрылые кормятся не на лету, а ползают себе по растениям и собирают сидящих на них насекомых. В иной год этих «мирных охотниц» — стрелок и люток — в нашей охраняемой Стране Насекомых появлялось великое множество: идешь по тропинке, а они разлетаются из трав, спугнутые, целыми десятками…

Но все стрекозы, обитающие в «энтомопарке», выплаживаются где-то далеко в болотах, озерах и невысыхающих лесных лужах: ведь личинки их живут только в воде, причем живут долго — от одного до трех лет. Близко от заказника таких акваторий нет — во всяком случае в радиусе пяти километров.

Значит, взрослые стрекозы скапливаются в заказнике, прилетая сюда издалека.

Вся стрекозиная «эскадрилья» нашего участка, подобно ктырям, предпочитает базироваться, в основном, в пограничных его зонах. А ночуют стрекозы не только в охраняемом участке, но и в примыкающих к нему окраинах пшеничных полей. Сидят себе на стеблях под колосьями и спят до утра. Пошевелишь пшеницу поздним вечером — зашумит, зашелестит воздух от множества стрекозиных крыльев.

Много-много лет назад, когда я, еще мальчиком, только начал заниматься энтомологией, увидел великолепную гусеницу, толстую и яркую, которая зарывалась в землю. «Ага, — думаю, — это она закапывается, чтобы превратиться в куколку». Вытащил ее, посадил в коробку, а дома — в банку с землей: пусть окуклится здесь, а потом выйдет из куколки какая-нибудь огромная, неведомая мне бабочка, наверное, тоже очень красивая, и помешу я ее тогда в свою коллекцию.

Каково же было мое разочарование, когда через несколько месяцев в банке, завязанной марлей, вместо бабочки зажужжала добрая дюжина здоровенных волосатых мух! Высыпал я землю из банки — шкурка куколки была пуста. Значит, будущую бабочку съели мушиные личинки — ух, как я тогда на них озлился! Так состоялось мое первое знакомство с мухами-тахинами.

Но именно этим полезно для человека огромное (около 5 тысяч видов) семейство мух-тахин, что они истребляют несметное множество вредителей сельскохозяйственных культур. Эти мухи — как бы природные «регулировщики» численности самых разнообразных насекомых, бдительные и неустанные, которые в естественных условиях никогда не дадут чрезмерно расплодиться какому-то виду насекомого, вдруг нашедшему очень уж благоприятные условия для размножения. Трудно лишь им работать в местах, сильно измененных человеком, где осталось мало природной растительности и живности, да еще в тех случаях, когда на полях появился новый для этих мест иноземный вредитель, каким-либо образом завезенный сюда и размножившийся. Но ученые завозили на пострадавшие поля и те виды тахин, которые обитали на родине чужеземного вредителя и там им питались. Переселенцы быстро осваивались и принимались за дело, урожай был спасен. Разрабатываются и другие способы разведения этих полезных мух в специальных «тахинариях».