Ни он, ни Фанни, ни даже Савин, однако ж, не радовались проделке. Все трое сидели в креслах, ничего не ели, но много пили. На душе у них кошки скребли. Через несколько дней Ники и Фанни отбывали в Париж и навсегда, может статься, покидали Россию.

С каждым выпитым бокалом Ники хмурился больше и больше. Обычная усмещка исчезла с его лица.

Во всех своих несчастьях винил Ники монархию вкупе с монархом и монаршим семейством Они связывали великому князю Николаю Константиновичу руки. Его к ним принадлежность не давала ему развернуться, заняться делами достойными, явить все его дарования.

Наконец великий князь совсем впал в отчаяние. Он даже и пить забыл — сидел, уронив голову на грудь.

Фанни, чтобы развлечь его, предложила заняться любовными играми.

— Да, конечно! — вскричал Ники. — Но не здесь! Едем в Мраморный дворец! Там, под носом у папа и мама, мы и займёмся! Это станет моей им местью! Превратим их чертоги в вертеп!

Никиных папа и мама действительно не было дома. Они также ужинали нынче вечером у государя, а после отправились в Павловск. Но и это было Ники на руку. Тем больше будет им с Фанни и Савиным ночью свободы.

Ники развеселился, как школяр, и заспешил.

Втроём они выбежали из дома, кликнули извозчика, доехали и вышли неподалеку от дворца. Никого в дворце не видно. Ники открыл своим ключом входную боковую дверь и знакомой чёрной лестницей привёл Фанни и Савина на свою половину.

Выпивку Ники хранил в изобилии и здесь. Веселие с винопитием продолжалось.

Пили они о трёх ночи. Дворец словно вымер, и об их увеселениях не знал никто.

Решили размять ноги. С пьяным хохотом побрели по залам, натыкаясь на столы, опрокидывая стулья, хлопая дверьми.

На шум никто не появлялся по-прежнему.

Беспрепятственно дошла весёлая троица до спальни великой княгини Александры.

Шторы в просторной комнате не были задернуты до конца, свет фонарей с набережной пробивался в щели и слабо освещал роскошное ложе. Матушкины духи, смесь туберозы и розы, пропитывали покрывало.

И троица предалась любовным утехам. Ники с особым сладострастием осквернял матушкину постель.

Наконец, пресытившись, они раскинулись голые на венецианских кружевах и замерли. Над головами у них поблескивали киоты. Это были одежды двух самых дорогих икон великой княгини Александры — Спаса Нерукотворного и Владимирской Божьей Матери. Дорогими иконы были во всех смыслах. Оклад в той и другой густо усеивали драгоценные камни. В нижней части оклада Владимирской сияло три огромных солитёра, посерёдке самый большой.

Великий князь опьянел от вина и святотатства. Святотатство он содеял двойное: вторгся в матушкины покои и осквернил её ложе. Голова у Ники шла кругом. Он с трудом приподнялся и указал на икону Богородицы.

— Это матушкина любимая. Её подарил мой дед, государь Николай I, в день её свадьбы, — проговорил Ники заплетающимся языком.

И тотчас он рухнул без сознания.

Очнулся великий князь поздно утром, в своей собственной постели у себя дома на Почтамтской. Фанни сидела рядом и гладила его по щеке. О том, что было ночью, Ники не вспомнил. Поведала ему обо всём Фанни.

— О, my God, в какую попали мы с тобой в переделку! — весело пожаловалась она.

Ники, мол, свалился замертво, а надо было убираться подобру-поздорову. Кругом во дворце тьма. Впотьмах отыскали Фанни и Савин чёрную лестницу, подняли великого князя на ноги, подхватили под руки и вдвоём поволокли. С грехом пополам выволокли на набережную, усадили на ваньку, довезли до Почтамтской. Двери были заперты, лакеи спали.

— Прислонили тебя, — рассказывала Фанни, — к стене, стоим, не знаем, что делать дальше. И тут, откуда ни возьмись, твой верный Савелов. Молодец старик, никогда не заснёт, пока не вернётся хозяин. Вышел он, взял тебя на закорки и донёс до спальни.

Прошло два дня. Утром в одиннадцать часов 10 апреля в Зимнем в дворцовой церкви закончился молебен в честь великого князя Владимира Александровича, второго сына государя. Праздновали семнадцатилетие его императорского высочества. На молебне присутствовала вся императорская семья Великий князь Константин с великой княгиней Александрой и детьми прибыли в это утро на торжественный молебен в Зимний прямо из Павловска.

Великий князь Николай также был зван на молебен, но совершенно о нём запамятовал. Не вспомнил он и о том, что папа и маман вернутся после молебна в Мраморный обедать.

Приехав домой, великая княгиня в сопровождении фрейлины фон Келлер вошла к себе в спальню, намереваясь переодеться к семейной трапезе. Тотчас заметила она, что с иконами, висевшими над изголовьем кровати, не всё благополучно. Оклад её дорогой Владимирской, государева свадебного подарка, вопреки обыкновению, не сиял.

Великая княгиня присмотрелась. В трёх нижних кастах на золотой филигранной пластине киота бриллиантов не было. На полу, под иконами валялась женская шпилька. Кто-то вынул бесценные камни, разломав филигрань.