Шрифт:
– Неизбежные издержки любой революции.
– Хватит нам революций! – резко сказал отец. – Эволюция нужна… Умная. Продуманная. Простой мужик, если собирается в незнакомую дорогу… он про неё постарается всё узнать. А этот… пошёл в воду, не зная броду. Теперь захлёбывается. Сам-то ладно, чёрт с ним. Страну топит!
– Утонет всякая дрянь. Хорошее всплывёт. Умным людям много достанется.
Сергей вспомнил слова Марка. «Когда советский режим рухнет, всё окажется бесхозным. Тут, главное, не растеряться».
– Марк на этот случай копит деньги. По-моему, даже матери не даёт. Кстати, работает на заправке, а имеет больше, чем я – врач.
Отец пристально посмотрел на Сергея. Помолчал, словно раздумывая, говорить или нет.
– Марк ворует.
– Ты што говоришь? – с недоумением вскричал Сергей. – Ты понимаешь, што ты говоришь?
Он бросил взгляд на мать, надеясь увидеть осуждение отца. Но та согласно кивнула головой.
– С чево ты взял?
– С его слов. Он в группе наших эмигрантов, которые химичат с бензином. Деталей не понял. Да они мне и не нужны – я ж не следователь… Главное – они нарушают закон.
– Не хотела бы я своего сына видеть за таким делом, – сухо сказала мать. – Раю жалко. Когда-нибудь придёт беда.
– Ну, вы меня напугали, – облегчённо расслабился Сергей. – Думал, чёрт-те что. Надо отвыкать от старого понимания, што хорошо и што плохо. В рыночной жизни вчерашние советские принципы не пригодятся. Отказываться от них надо. Решительно отказываться.
После того разговора он сразу уехал из Ленинграда домой. А вскоре с Волковым отправился по приглашению пациента «в луга». Теперь жалел о своих неосторожных высказываниях. Думал, самый близкий товарищ поймёт и согласится, а он ощетинился, как дикобраз, – даже концы усов заострились. Поэтому, немного помолчав, Карабанов с натужным миролюбием объявил:
– Хотя, может, ты и прав, старик. Рассуждать об этом не время. Мой дед, наверно, не одобрил бы. Меня занесло… забудем об этом…
Однако судя по вырвавшимся за столом словам, Сергей ничего не забыл и, похоже, в другом малолюдье не скрывал прежних сожалений. «Ну, и чёрт с ним! – подумал Волков, опускаясь на табуретку. – Где-нибудь ляпнет – получит по физиономии. Не все будут миндальничать, как я. Непонятно только, почему молчит Слепцов».
– Паша, я штой-то не помню: это ты мне рассказывал про достижения нашей оборонной промышленности, или кто другой? – с иронией спросил учитель. – Если ты, просвети сейчас и всех остальных. А то мужики подумают: у нас, в самом деле, ничего хорошего нет.
– Всё хорошее только у американцев, – вставил Нестеренко, выразительно глянув на Карабанова.
Но Слепцов, словно не слыша Владимира, сосредоточенно резал колбасу из фетисовского «заказа».
– Ты чего молчишь, Пашка? – повысил голос учитель. – Объясни людям, что Карабас с чьих-то слов вешает им лапшу на уши. Или ты с ним согласен?
– Конечно, согласен, – опять вступил электрик. – Если они хотят советскую власть на какую-то другую менять, значит, оба заодно.
– Я тебя не узнаю, Слепцов. Ты когда был честным? Когда мне рассказывал про наши оборонные дела или сейчас?
И видя, что экономист демонстративно не хочет отвечать, Волков, как чужому, протянул:
– Да-а, парень. С тобой на операцию идти рискованно.
– Кончайте галдеть! – пристукнул ладонью по столу Адольф. – В телевизоре сплошная ругань, и вы тут мне митинг развели. На охоту приехали – не на собрание!
– Правильно, Адольф, – быстро согласился Карабанов. – Надо про завтрашний день думать. Сегодня как-то у нас всухую.
Он говорил поспешней, чем всегда, одновременно разливая водку по стаканам.
– Какие завтра будут действия, Адольф?
– Война план покажет, – холодно ответил егерь. Он первый раз охотился с доктором, но уже невзлюбил его. Понял, что этот губастый толстый мужик из тех опасных, которые хотят не ремонтировать жизнь в стране, пока это ещё можно, – аккуратно, с умом, как привык делать это он сам, – а ведут дело к полному разрушению. Егерь за многое винил Горбачёва, плевался, вместе с другими мужиками, когда видел его жену Раису Максимовну, будучи уверенным, как большинство вокруг, что это она командует «пятнистой балаболкой», а рядом настоящего подручного у него нет. Недавно Валерка принёс частушку, и Адольф за вечер – они сидели тогда в этой избе только свои, деревенские – три раза просил Валерку «показать» её:
По России мчится тройка - Мишка, Райка, Перестройка. Водка – десять, мясо – семь, Охерел мужик совсем.Сначала Адольф решил, что хорошим пристяжным Горбачёву будет Ельцин, но вскоре понял, что этот мужик просто хочет отнять у Горбачёва власть, а такие планы всегда приводят к войне и, если за власть дерутся двое в одной стране, – к войне гражданской.
– Давайте выпьем за Адольфа, – сказал Карабанов, почувствовав отношение егеря к себе.