— А вы знаете See See Rider Ма Рейни? [2]

И Винс Фортёйн, их ведущий гитарист с вытатуированным на мускулистом плече якорем и маленькими глазками, которые зажмуривались от удовольствия, когда у них все получалось как надо, ответил:

— Песня клевая, но, пожалуй, слишком уж оптимистичная для Ма!

Алекса согласилась, едва заметно улыбнувшись и кивнув. Винс и барабанщик, Яп, с длинной сивой гривой и постоянно зажатой во рту сигаретой, начали играть. Гриссел и усатый ритм-гитарист Якес Якобс прислушались и тоже вступили, сильно и красиво. Алекса взяла микрофон и повернулась к ним спиной. И запела.

Главное, он-то все время смутно надеялся, что она будет выступать с ними. Не постоянно, но, может быть, время от времени. По особым случаям. Конечно, он понимал, что слишком много хочет, и все же… Но тем вечером, стоило ей запеть, Бенни сразу понял, что им до нее далеко. Не тот класс!

Тогда Алекса подошла к микрофону в первый раз за много лет, но все сразу стало ясно и понятно. Все остальное отступило на второй план. Она ничего не утратила: ни чувства, ни мелодики, ни умения следовать их ритму и стилю… И конечно, прежним остался голос: красивый, с богатым диапазоном. И ее обаяние.

Своим участием она сразу же подняла их планку, звук, возможности. При ней и они зазвучали по-другому.

Когда она допела, они зааплодировали, и она сказала:

— Нет-нет, не надо.

А потом спросила, почти не скрывая страстного желания петь еще:

— А вы знаете Tampa Red, She's Love Crazy?

Винс только кивнул в ответ; ее пение вдохновило его, ему и самому не терпелось сыграть.

И Алекса снова запела.

Почти час она исполняла одну песню за другой. Глаза у нее горели. Гриссел давно подозревал, что она тоскует по сцене, по зрителям, по аплодисментам, которые грохочут, как океанский прибой, потому что любовь и признание зрителей подпитывали ее талант. В минуты своего торжества она имела право на все.

И та же самая женщина вчера ночью то и дело повторяла:

— Они смотрели сквозь меня.

Что она себе вообразила? Неужели она не знает, насколько она хороша? Как ему справиться с ней, если он не в состоянии ее понять? Что он ей скажет?

И другая забота: он не может провести с ней весь день. Придется позвонить ее куратору из «Анонимных алкоголиков», миссис Эллис, директору школы. Потому что он обязан работать, сосредоточиться. Он должен переварить все, что увидел в квартире Слут. Внизу, у машины, перед тем как расписаться за ключи, он спросил у Томми:

— Кого бы вы заподозрили в первую очередь?

— Смотрителя, — ответил Нкхеси. — Его зовут Фарук Клейн. У него была возможность войти к ней; у него есть ключи от всех квартир. Он носит с собой инструменты; может быть, у него в ящике имелась и та большая и острая штука, которой можно заколоть насмерть. В квартире нашли его отпечатки, он знал, как можно без труда попасть туда. Ему она открыла бы дверь. Он считает себя красавцем. Я подумал: может быть, он решил попытать счастья с женщиной с большой… — Нкхеси показал рукой, очевидно стесняясь слова «грудь», и поспешно продолжал: — К тому же у него есть судимость. Девять лет назад его судили за хулиганство с причинением вреда здоровью. Он избил женщину, за что получил условный срок. Так что его я бы заподозрил в первую очередь. Но у него алиби — вторая жена и двое ее детей-подростков от первого брака уверяют, что он весь вечер просидел дома. Им я верю, они кажутся вполне порядочными людьми.

— А больше никого?

— Я долго проверял ее бывшего, Эгана Роха. Но он, похоже, вообще ни при чем. Во всяком случае, в тот день, когда ее убили, он был за границей. А больше никаких подозреваемых нет. Я проверил всех. Вот почему мне кажется, что найти виновного не удастся. Может быть, убийца — случайный знакомый, с которым жертва поссорилась…

Гриссел согласился с детективом-коса лишь отчасти. Ему не давали покоя несколько важных деталей. Отсутствие на руках жертвы оборонительных ран. Место, где была кровь. И третий ящик кухонного шкафчика.

Если бы Ханнеке Слут убили на пороге, у самой входной двери, если бы у нее оказались порезаны руки или на них были кровоподтеки, он бы еще согласился со случайным гостем и ссорой. Но она была взрослой, умной женщиной; более того, юристом. Если бы кто-то позвонил к ней в дверь в десять вечера, она бы сначала посмотрела в глазок. И открыла дверь только знакомому. А в квартиру впустила бы только человека, которому доверяла!

Удар нанесен спереди. Жертва стояла лицом к убийце. В трех метрах от порога. И не защищалась.

Содержимое же третьего ящика в кухонном шкафчике свидетельствовало о том, что Ханнеке Слут не очень любила готовить. Гриссел подозревал, что другой кухонной утвари, помимо той, что нашлась в ящике, у нее в хозяйстве не было. И даже если где-то хранился еще один нож, длиннее и шире остальных, все равно ничего не выходит. Убийце пришлось бы сначала бежать на кухню, выдвигать ящики и рыться в них в поисках нужного орудия. А Ханнеке Слут что — стояла все это время у входной двери и терпеливо ждала рокового удара?