— Пригнись! Пригнись! — Раух наклонил голову Маренн, прижав ее к брустверу. — Идем.

И, схватив за руку, потащил с собой по окопу. Над головой чиркали пули. Рядом с Маренн солдат размахнулся и бросил две гранаты, послышались взрывы, за ними — стоны. На наблюдательном пункте, где стоял Скорцени, было горячо — прямо на него бежало с полсотни американцев. Их встретили дружным автоматным огнем, первая шеренга рухнула, как исчезла, растаяв в снежной пыли. Раух втолкнул Маренн в окоп. Скорцени даже не повернул голову, когда она появилась. Где-то недалеко взревел танк и темной громадой стал наползать, изрыгая пламя.

— Стой здесь, — Раух оставил Маренн и, схватив автомат, приник к брустверу.

За первым танком появился второй. Залаяла артиллерия, снаряды чиркали по броне танка, выбивая искры, чертили огненные зигзаги в воздухе. Танк приблизился к окопу.

— Приготовить гранаты, — скомандовал Скорцени.

Но снова ударил снаряд, и над танком взметнулся столб пламени. Но вместо одного «шермана» из снежной круговерти появилось еще три. За ними шли американские солдаты. Автоматный огонь заставил всех их лечь. Еще один танк приблизился. Раух бросил гранату, потом еще одну.

— Приказ отходить к мосту, — передал связист, — сконцентрироваться восточнее Зальма.

— Уходим, — спокойно скомандовал Скорцени. — Без лишнего шума, в стычки не ввязываться.

Он прошел мимо Маренн, как будто вместо нее была только земля на краю окопа — и больше ничего. Холодное презрение — разве она заслужила? Ей больше всего сейчас хотелось оказаться в госпитале «Лейбштандарта» вместе с тяжелоранеными, куда ей предлагали отправиться утром, или хотя бы на командном пункте Пайпера. Только не здесь. Только бы его не видеть.

— Скорее, скорее, фрау, — Цилле подхватил ее под руку. — Тут носа не высунешь через пару минут.

Они пробирались перелесками, то и дело застывая в снегу под пересвистами пуль. Пайпер постоянно был на связи и координировал их отход. В присутствии Скорцени Раух больше не обращался к Маренн, ей приходилось рассчитывать на себя и на Цилле, он следил, чтобы она не отставала. Приблизившись к шоссе, остановились. На востоке в бледно-сером небе синели верхушки гор. Они заслоняли горизонт. И в горах, и там, куда, извиваясь, уходило шоссе, мерцали бледные вспышки.

— Они атакуют по всему фронту, спохватились, — серьезно заметил Скорцени. — Что у Пайпера? — обратился он к связисту.

— Фрау, глоток горячего кофе, — Цилле протянул ей термос. — Вам тяжелее всех.

— Благодарю, Йорген, — она кивнула и, стянув мокрую перчатку, отпила горьковатый напиток. — Признаюсь, глубокий снег я любила только в детстве.

Да, усталость была нешуточной, хотелось лечь прямо в снег и тут, прямо у дороги заснуть, ни о чем не думая. «Что бы делала Джилл на моем месте, — мелькнула мысль. — Если даже я готова расплакаться от отчаяния, как будто мне пять лет».

— Нам на помощь по понтону переправился 1-й моторизованный полк СС, — доложил связист. — Приказано перекрыть шоссе «Е», чтобы не допустить к мосту через Амблев танки противника, а также его десантников.

— Шоссе «Е» перед нами, — Скорцени взглянул на карту. — Здесь и займем оборону. Раух, — он впервые за весь этот день обратился к адъютанту. — Распорядитесь.

— Слушаюсь.

— Фрау доктор, перевяжите, — к Маренн подошел один из подрывников.

Вся левая щека и подбородок у него были залиты кровью.

— Еще там, на высоте, ранило.

— Почему сразу не обратились? — упрекнула она.

— Не до перевязок, — ротенфюрер явно смутился. — Если бы не ушли сразу, нас вообще могли бы отрезать от остальных.

— Господин оберштурмбаннфюрер, впереди танки, — доложил Цилле.

— Мы вовремя, — кивнул Скорцени. — Приготовиться к бою.

Действительно, из-за поворота показались «шерманы», штук десять, на броне — десантники в белом камуфляже.

— Подпустить, не стрелять, — приказал Скорцени.

Головной танк был уже близко. Позади него шлейфом расстилался черный дым. Ударили первые автоматные очереди. С брони комьями посыпались десантники. С немецких позиций разом открыли огонь. Пули защелками по деревьям, по камням и, взвизгивая, рикошетом взмывали в небо.

— Мины установили? Успели? — спросил Скорцени Цилле.

— Так точно, господин оберштурмбаннфюрер, — ответил тот. — Все, что остались.