Захлопнув дверь, Леда пошла босиком в ванную комнату и стала умываться с таким видом, будто день начался совершенно обычно.

И все же ей не удалось сдержать улыбку, а щеки ее порозовели от удовольствия — ведь это было первое утро после того вечера, когда Сэмюел сказал, что любит ее.

Да, он ее любит: Леда была уверена в том, что не ослышалась.

Правда, потом, через какую-то долю мгновения, он захотел, чтобы она уехала, но эти слова словно ранили его.

Леда посмотрелась в зеркало.

Вероятно, мисс Ловатт была права, предупреждая ее. Без сомнения, замужество — вещь рискованная: оно то огорчает, то ставит в тупик, но, к счастью, иногда и радует.

Чтобы отыскать своего противника, Сэмюел осторожно шел по едва различимому следу; однако он не задавал прямых вопросов, не показывал своей тревоги — просто спокойно интересовался, не спрашивал ли кто о нем. Впрочем, он всегда так поступал. В золотистом сумеречном мире китайского квартала многие сочли бы странным и даже глупым, если бы он вел себя иначе.

Наконец дорожка привела его к широкой барже, пришвартованной у небольшого, заросшего кустарником островка, находившегося в просторной гавани Перл-Ривер. Тот факт, что поиски не привели его на плантацию, где он сразу потерял бы след среди множества новых работников, можно было счесть большой удачей: это означало, что его преследователи не имели связей среди местных японцев, приехавших трудиться по контракту, и были посланы другой прослойкой общества, которую составляли те, кто не имел желания уезжать из Японии.

Тишина была особой приметой гавани Перл-Ривер — синь воды манила серебряными отблесками света на ее гладкой поверхности. Сэмюел сразу подошел к рыбаку, которому можно было доверять. Он знал, что может спокойно плыть в лодке этого полугавайца-полупортугальца, и тот в любом случае будет держать рот на замке.

Закинув ноги на перекладину и надвинув шляпу на глаза, рыбак тихонько похрапывал. Иногда тишину нарушало негромкое позвякивание старых оловянных жестянок, привязанных к веревкам, которые были протянуты через рисовые поля. Веревки время от времени дергал мальчишка, сидевший в сторожевой будке, чтобы отгонять от посевов воробьев.

Сэмюел тоже прикрыл лицо полями шляпы и рыбачил, поглядывая не столько на баржу, сколько оценивая ее окружение, возможности приближения к ней с разных сторон.

Противники не слишком старались скрываться, да в этом и не было особой необходимости. Позицию они заняли весьма выгодную, местность с баржи отлично просматривалась со всех сторон, и проникнуть на судно было затруднительно даже под покровом темноты.

На барже находилось четыре человека, и Сэмюелу было известно еще о троих, оставшихся в городе. Сколько их всего, он не знал. Люди на берегу отчитывались перед неким Икено, который находился на борту баржи. Настоящее это имя или нет, не имело особого значения: японцы вообще часто меняли имена, что приводило в замешательство иностранцев, которые не привыкли к тому, что имя можно изменить в силу множества причин, начиная от желания получить новую должность и заканчивая достижением жизненной цели.

Скорее всего Икено выбрал себе имя, под которым он должен воссоединить ножны и клинок Гокуакумы. Сейчас он или тот, на кого Икено работает, держит в руках фитиль, с помощью которого в Японии можно разжечь настоящий пожар или даже устроить международный конфликт.

Видимые пути отступления прикрывались людьми Икено, так что если Доджун захочет уехать с острова и увезти с собой клинок, ему придется покидать страну, двигаясь по какой-нибудь отдаленной местности в горах либо выйти с уединенного пляжа в море на каноэ, а уж потом пересесть на судно побольше. Для такой трудной операции требовалась немалая удача.

«Ну и пусть, это проблема Доджуна», — подумал Сэмюел. Сам он понятия не имел ни о том, где спрятан клинок, ни когда и как Доджун намеревается увозить его. Его задача — обеспечить Доджуна прикрытием, а также предоставить в его распоряжение потайной выход из того самого дома в горах, в котором хлопотала теперь Леда, счастливая и гордая тем, что обставляет их общее жилище; Доджун же при этом играл роль слуги.

Пока все было спокойно, но это лишь на время. Спокойствие может продлиться день или год, однако когда-нибудь Доджун зашевелится, принесет меч в «Поднимающееся море» и потом скроется с ним в неизвестном направлении.

Сэмюел из-под полей шляпы бросил взгляд на баржу, удивляясь тому, что чувство обиды до сих пор не оставило его. Сохранность меча его не интересовала, а вот то, что у охотников за мечом были все основания полагать, что он и Доджун знают, где находится клинок, его совсем не радовало. Они наверняка были уверены в том, что в Лондоне он совершил кражу лишь для того, чтобы завладеть ножнами Гокуакумы. Теперь-то он понимал, что не следовало ему этого делать. Действие и невидимые остальным последствия — все как в истории Доджуна о морской звезде. Из одной угрозы, разделенной надвое, вырастает две угрозы. Противники будут искать их слабые места, и хотя у Доджуна слабых мест нет вовсе, зато они есть у него. Факт существования Леды развязывал им руки. Чем больше он сделает для того, чтобы защитить Леду, тем более подходящей целью они сочтут ее. В доме нет уверенности в ее безопасности; в отеле дела в этом плане обстоят еще хуже. Даже если Доджуну удастся тайком ускользнуть от преследователей, прихватив клинок, где конец этой истории?