Васик только плотно сжал зубы.

– Больше ничего не говори, – после долгого молчания, произнес он, – пожалуйста. Тебе нельзя так много говорить. Вот видишь, уже...

– Васик... – снова позвала Нина, прикрыв усталые глаза, – Васик...

– Я здесь, я здесь, – Васик взял ее за руку. – Ничего не говори, ладно? Я до утра здесь буду, утром проснешься и расскажешь мне все, что хотела...

– Васик... – повторила Нина, – а если я... если со мной что-то будет не так... ты понимаешь, что я говорю?

Сцепив изо всез сил зубы, Васик утвердительно закивал головой.

– Если со мной что-то... То ты Петю считай... и моим тоже сыном, – свистящим шепотом попросила она, – понимаешь, как это?

Ничего не понимая, Васик снова закивал головой. Его вдруг пронзило два совершенно противоположных желания: одно – прижаться к груди Нины лицом и никуда никогда отсюда не уходить; а второе – бежать из этой палаты, оглашая диким воем спящую больницу.

Нина была совсем уже слаба.

– Это сын Кати... Петя... – прохрипела она совсем не слышно, – но считай, что Петя... он... немножко мой сын тоже... Потому что... Когда я его увидела, то я поняла, как может выглядеть твой сын... А других... которые... мои... я, кажется, уже не увижу...

Нина хотела бы говорить и дальше, но губы уже не слушались ее. Она не могла даже попросить Васика притушить немного свет ночника... Только шевельнула рукой, но Васик, конечно, не понял, что от него требуется.

Впрочем, выключать ночник уже не было нужды. Электрический свет больше не резал Нине глаза, хотя лампочка сияла в полный накал.

– Нет, вы мне объясните, что вам, бабуля, от меня надо? – в десятый, наверное, раз взвыл дежурный врач клиники – красивый седовласый великан в белоснежном халате.

– Вы ить главный врач? – кряхтела старушка. – Вы ить и знать должны все...

– Я не главный врач! Я дежурный! А главного врача нет здесь! Уже четвертый час ночи! То есть – утра! Никакие главные врачи в такое время не работали никогда! В клинике нет никого, кроме охраны! Я вообще не понимаю, как вам удалось пробраться в мой кабинет! Куда охрана смотрит?! Я вот сейчас позвоню и велю вас вывести! Милицию вызову в конце концов!

Седовласый положил большую руку на телефонну трубку, но звонить, конечно, никуда не стал. Наверное, ему смешно стало – вызывать охранников – пятерых дюжих мужиков – чтобы они вывели одну немощную старушку.

– Внучка я ищу, – проскрипела старушка, раскачиваясь на стуле, как молла на молитве, – внучок у меня тут лечился... недавно...

– А сейчас он у нас лечится?

– Нет. Не знаю... Наверное, лечится. Я с его маманей-сукой поссорилась и она переехала. А мне адрес не дала. Я вот хочу по карточке узнать его новый адрес. Маманя-сука взяла ребенка и переехала. А это мой внучок. Я его уже целый год не видела. Или два. Два или три года не видела внучка моего хорошенького...

– Да я всего только дежурный врач! У меня таких сведений нет! Тем более, в такое время я ничего вам сказать... Я вообще ничего не понимаю... Дурдом какой-то! Откуда старушка? Почему старушка? Никаких сведений я вам не дам – не имею права. Тем более, что это строжайше запрещено. И потом – вы же даже фамилию своего внука не знаете! А если это не ваш внук?

– Не знаю... – всхлипнула старушка, – я – старая дура – ничего не знаю...

– А я? – взорвался седовласый. – Откуда я могу знать про вашего внучка?! Откуда? – голос седовласого к концу произнесенной им фразы сорвался на крик.

Старушка начала тихонько подвывать. Седовласый сморщился и приложил руку ко лбу, склонив голову. Он вдруг подумал, что если переложить издаваемые ею скрипучие, тонкие-тонкие и удивительно противные звуки, очень скоро наполнившие небольшой кабинет, на язык обоняний, они будут отдавать чем-то кислым и мокрым – как автомобильным колесом раздавленной лягушкой.

Через три минуты седовласому стало совсем невыносимо. Он поднялся из-за своего стола и, мучаясь от того, что нель– зя схватить противную старушонку за шиворот и выкинуть ко всем чертям из кабинета, подошел к окну, открыл форточку, глотнул холодный ночной воздух и обернулся к неожиданно смолкшей старушке.

«А почему это нельзя старушонку выкинуть? – подумал вдруг врач. – Кодекс чести мешает мне? Господи, совсем я запутался... Пригласили работать в эту клинику, а тут практики никакой. Только вахтером и работаю – слежу за порядком и выдаю халаты персону. К больным меня даже и не допускают. Странная клиника. И главврач этот странный. Я его даже не видел ни разу. Только слышал. И никто из персонала, кажется, его не видел, только слышали про него. И все его бояться. Прямо какой-то Зорро. Да, что и говорить, странная клиника. Платят, правда, хорошо... Да эта старушка... Удивительное дело – как ей удалось проникнуть в клинику? Да еще в такое время? Не иначе, как она несколько часов выла под окнами будочки охранников, пока ее не пустили... Невыносимая старушка. И никак не пойму – чего ей собственно надо от меня?»

– Сынок... – прошамкала старушка, – мне бы найти внучка... Петей его зовут. Он хорошенький такой, посмотреть бы просто на него. А там – пускай меня его сука-маманя выгоняет.

– Ладно, – сказал седовласый эскулап, морщась и ощущая приближение привычной головной боли, которая мучила его каждый раз, когда рабочая смена подходила к концу и означала то, что надо собираться, вешать белый халат в шкаф, запирать кабинет и идти домой, – ладно, бабушка... Я сейчас быстренько просмотрю бумаги и найду вашего внука. Вам его домашний адрес надо, что ли?