Шрифт:
Анри зажег сигарету и глубоко затянулся. Потом выдохнул дым и губы его опустились пологой чертой. Нерадостная кривая усмешка.
— Когда господь раздавал официантские таланты, Йоган явно был где-то в первом ряду. Вот уж мастер по обиранию клиентов.
Только ничто не привлекало людей так, как Мария. Я и сейчас вижу, господин, как она стоит за баром, в чистой кремовой блузке, с высокой открытой шеей и этими тяжелыми пшеничными волосами, подобранными кверху. Каждому улыбнется, для всякого найдет хоть словечко. Посмотришь на нее — такую свежую и веселую, — и даже не поверишь, что она встала на заре, сама вымыла весь ресторан, обошла базар за продуктами и убралась во всех номерах. Йоган был не дурак нанимать других, кроме повара. Все остальное — на плечи Анри и Марии. Якобы думал обо мне, какое только будущее мне не готовил, а в конце концов опять сделал официантом.
— Деньги не сыпались?
— Сыпались, только не ко мне в карман. Йоган и меня обирал, как всех остальных.
«Ну, Анри, на сколько сегодня доход закруглил?» — скажет бывало вечером, когда забирает кассу.
«Да франков на восемьдесят.»
«И мне так кажется. Целое богатство. Значит, дорогой мой, ты зарабатываешь, можно сказать, как содержатель». И смеется.
А как начнет смеяться, я уже знаю, куда дела повернули.
«Сколько удержать?» — спрашиваю напрямую.
«Да сколько хочешь, принуждать не могу. Удержи пятнадцать франков, скажем. Ты ж не погряз в долгах, как я. Не платишь за газ, воду, электричество, налоги, аренду. Сколько берешь — берешь чистыми, без удержек и головной боли. Ты можешь удивиться, но я тебе иногда прямо завидую.»
Вот такой он был. Урывал и с меня, и с повара, и с зеленщика, и с мясника. Налоговому инспектору жаловался на цены на продукты, продавцам — на налогового инспектора; где доводами, где шутками, но всегда добивался своего. Зачем вообще с ним оставался и я — не знаю, скажу я вам.
Анри посмотрел на пустую рюмку и поднял руку к бару.
Официантка принесла еще коньяку и новую картонку.
— Хватит тебе совать мне под нос эти квиташки, — сказал он. — Еще не дошли до составления счета. Положишь вон там, с краю стола.
— Как хотите, — сказала девушка. — Почему вы сердитесь?
— Вы тут только о деньгах и думаете.
— Мы ж не как вы в «Юнгфрау», чтоб бесплатно обслуживать, — засмеялась официантка.
— Свое дело знай, — отрезал Анри. — Иди, зовут тебя.
Он поднял рюмку, подержал мгновение, словно оценивая, хорошо ли она наполнена, а потом так же разом опрокинул.
— А Мария? — спросил я. — Поженились они вообще?
— Нет. Все некогда им было. Да и как-никак она не из того была разряда женщин: будем спать вместе, но сперва пойдем в церковь. Ей хватало того, что она рядом с Йоганом, встречается с ним взглядом, работает, как вьючное животное. Йоган тоже здорово втрескался. Что ж, с такой женщиной и хитрец вроде него может влюбиться. Я тогда даже думал, что все его мелкие рассчеты — от любви к Марии.
«Еще немного выплывем, красавица моя, — часто говорил он. — Тогда увидишь, как заживем. Будет у нас и свой дом и дети, будет сад с большими деревьями и луг до самого озера, а в отеле станут работать служанки. Ты, Анри, человек честный, на тебя кассу оставим.»
«Вот в это я не верю,» — говорю.
А тот смеется. «Верно, — говорит. — Эк куда меня занесло. Не то чтобы я не доверял, но английская грамматика и трактирные счеты — это разные вещи.»
Еще немного, еще немного — прошло два года. Мария вовсе не мечтала о разных имениях, но вы же знаете, о чем думают молодые женщины. Когда не было клиентов, она доставала сумку с рукодельем и начинала вязать. Всё такие маленькие распашонки, штанишки, чулочки.
«Как ты думаешь, Анри, — скажет мне бывало, — розовое красивее или голубое?»
«Что я понимаю в этих делах, фройляйн{3}? Если ребенок будет похож на вас, то хоть и в белую пеленку его повяжете — все равно красивый будет.»
А та улыбается, словно уже видит ребенка и знает, что он красивый.
Поначалу все было так только — игра в куклы. Но потом стало всерьез. Однажды Мария призналась Йогану, что у ней и правда будет ребенок.
«Невозможно, милая — ты от него избавишься,» — сказал он кротко.
«Избавиться от ребенка? Нашего ребенка?»
Йоган обнял ее и самым нежным тоном сказал:
«Пойми, милая, у меня самого сердце разрывается, но другого выхода нет. Ты же видишь: мы только-только начали. Положение совсем неустойчивое, денег пока еще никаких. И в этот тяжелый момент, когда решается вопрос, будем ли мы всю жизнь прозябать в нищете или поживем, как люди, ты оставляешь отель, чтобы рожать ребенка. Ведь это означает конец — конец всему.»
Известное дело, Мария его убеждала, что продолжит работать до последнего момента, что служанка понадобится лишь на две-три недели, что все будет, как пожелает Йоган, только бы ей родить ребенка.
«Знаю, знаю, — отвечал Йоган, — только пойми, что это невозможно. Я не хочу, чтобы мой сын рос в нищете. Надо еще немного подождать и будет у нас свой дом и много детей, и все будет даже еще лучше, чем ты мечтаешь.»
— Считаете, что он так сказал? — спросил я.
— Почему считаю? Знаю положительно.
Анри смолк, словно заколебался.
— Только это уже другая история. Немного позднее Йогану пришлось нанять второго официанта. Тот был малый честный, но влюбился в Марию. Только ни у того не было глаз Йогана, ни Мария не могла подумать ни о каком другом мужчине. В общем, дело безнадежное. Но намного позже она ему кое-что рассказала и от него я знаю все, как было.