Трэвис, внимательно наблюдавший за ней, заметил, как в ее глазах появилось отстраненное выражение, а уголки губ тронула нежная улыбка.

Риган подумала о Фарреле, о том, как он предлагал ей выйти за него замуж, но Трэвис, не выдержав, швырнул мыло в воду.

— Заканчивай сама или подожди, пока придет твой любимый и сделает это! — прорычал он и выскочил из каюты, хлопнув дверью.

Довольная тем, что удалось вызвать его ревность, Риган вышла из воды и принялась вытираться. Она подумала, что, возможно, неплохо, если Трэвис поймет, что он не единственный мужчина в ее жизни, что, может быть, существуют на свете и другие люди. Когда она приедет в Америку и их пути разойдутся, пусть он не думает, что она ничего не сможет добиться сама, без его помощи. Может быть, она даже найдет себе мужчину вроде Фаррела, который будет любить ее и не станет считать наивным ребенком.

Забравшись в постель, она вдруг почувствовала себя очень одинокой. Фаррел не любил ее, ему были нужны только ее деньги. Дядюшке она тоже была не нужна, а Трэвис, этот странный, самоуверенный, добрый человек, недвусмысленно заявил, что она нужна ему только на некоторое время. Одинокая, усталая, голодная и совершенно несчастная, она начала плакать.

Когда пришел Трэвис и заключил ее в объятия, Риган вцепилась в него, опасаясь, что он ее тоже бросит.

— Ну, ну, малышка, успокойся. Теперь тебе нечего бояться, — шептал он, но когда ее губы прижались к его губам, ни о каком спокойствии уже не могло быть и речи.

Риган не смогла бы сказать, было ли это из-за того, что она целый день находилась рядом с болезнью, или во всем были виноваты мысли об одиночестве, но она изголодалась по Трэвису. Она больше не думала о том, что ее держат в плену и что ей следует по крайней мере быть более сдержанной в своих желаниях. Она думала лишь о том, что он ей отчаянно нужен, что ей необходимо, чтобы он сжимал ее в объятиях, любил ее, заставлял почувствовать себя частью окружающего мира, а не каким-то бесполезным его придатком.

Она храбро запустила пальцы под его рубаху, отчего по каюте разлетелись оторвавшиеся пуговицы. Ее пальцы без нежности, а решительно, даже грубовато пробежали по его волосатой груди, потирая кожу и ощущая, как она становится горячей от ее прикосновений.

Трэвис положил ее на кровать, оторвавшись от нее, чтобы снять с себя оставшуюся одежду. Он присел на краешек кровати, чтобы снять сапоги, повернувшись к Риган широкой, мускулистой спиной. Риган легонько укусила его за плечо, проведя кончиками грудей по его спине. Потом, лаская и пробуя его плоть на вкус, она проделала дорожку поцелуями по его животу. Сильные мускулы расслаблялись от ее прикосновений, вызывая у нее ощущение собственной власти.

Она довольно сильно укусила мочку его уха, рассмеявшись низким мурлыкающим смехом. Трэвис повернулся, схватил ее в объятия и оказался на ней. Она горела нетерпением так же, как он, и была полностью готова принять его.

Трэвис, подстрекаемый ее рвением, на этот раз не стал сдерживать себя, щадя деликатность ее чувств, и обрушил на нее огонь и страсть, которые в нем бушевали.

— Что ты со мной сделала? — спросил, прерывисто дыша, Трэвис, когда они медленно возвращались к действительности, побывав на верху блаженства.

Риган, слишком уставшая, чтобы думать, в ответ лишь прижалась к нему еще крепче. Она погрузилась в глубокий сон, не замечая, как Трэвис наблюдает за ней, прикасается к ее волосам и плотнее укутывает ее простыней. Но даже во сне она чувствовала рядом с собой его сильное тело, ощущала на своем ухе его теплое дыхание. Пошевелившись, она открыла глаза, улыбнулась ему сонной улыбкой, с радостью почувствовала его нежный поцелуй, потом снова улыбнулась, когда он положил голову рядом с ее головой и заснул.

На следующий день продолжилась та же изнурительная грязная работа по оказанию помощи больным пассажирам. Ближе к вечеру Трэвис сказал, чтобы она отправлялась в каюту и отдохнула, потому что иначе от нее никому не будет никакого проку. Он говорил таким властным тоном, что она не удержалась, чтобы тут же не сказать ему все, что о нем думает.

— Мог бы помочь, вместо того чтобы прохлаждаться на палубе, — сердито заявила она.

— Это я прохлаждаюсь? — усмехнулся Трэвис той самой полуулыбкой, которая выводила ее из себя.

Она впервые заметила его грязную одежду, пропотевшую рубаху и просторные бриджи, заправленные в кожаные сапоги. Широкий черный кожаный ремень опоясывал его стройную талию. Риган неожиданно получила ответы на ряд вопросов, о том, например, каким образом удалось Трэвису заполучить отдельную каюту. Судя по всему, ему приходилось работать в счет оплаты проезда.

— Чем я могу помочь? — спросил он. — Хотя если ты ожидаешь, что я стану утирать грязные рты, то ошибаешься: этого я делать не буду.