Девушка смотрела ему вслед; сердце ее билось, руки дрожали от впрыснутого в кровь адреналина.

Может, это он?

Халли сейчас все отдала бы за то, чтобы та запись была со звуком, а внешность человека из комнаты Эмили выглядела более отчетливо, да просто за один-единственный взгляд на лицо убийцы! С этой минуты ее будут тревожить эти мысли при виде каждого мужчины, которого она встретит здесь.

В женском душевом отделении, подставив лицо под струю воды, от которой шел пар, Халли вымыла волосы, затем вышла из-под струи, чтобы как следует намылить тело. Намыленная, она снова шагнула под струю, но вода не текла.

— Что это, черт возьми?

— Тебе положено две минуты, — сказала Рокки Бейкон, входя в душевую.

— Как можно быть чистой, моясь под душем две минуты в день?

— Две минуты в неделю.

— Ты издеваешься над фунджис, верно?

— На то, чтобы растопить снег, требуется уйма энергии. Душ снова заработает через пять минут, но здесь действует «система доверия». — Рокки смерила Халли долгим взглядом. — Ты вся в мыле. Можешь воспользоваться частью моего времени, чтобы ополоснуться.

Халли не была уверена, что правильно поняла слова Рокки, но та торопливо подтолкнула ее под струю:

— Давай-давай!

И Халли встала под воду. Потом, когда они вытирались, девушка подумала: «Может, сказать ей?» Но решила: «Пока не надо». Вместо этого она рассказала о встрече в коридоре возле своей комнаты.

— Так это ж Бренк. Законченный тупица, паршивый кретин. И гнусный пьяница. Из-за него два амбала в прошлом месяце загремели в больницу. Один из них — женщина. Так что держись от него подальше.

— Так почему он все еще здесь?

— А ты попробуй найди нормальных людей, согласных провести год в этом «Алькатрасе» во льдах.

— Но ведь за это платят очень хорошие деньги.

— Да. Но год здесь… — Рокки покачала головой, не в силах подобрать правильные слова.

— А чем он занимается?

— Да практически ничем.

— У него такой язык, я в жизни такого ужаса не видела.

Рокки Бейкон хихикнула.

— Это его главное достояние. — Помолчав мгновение, она поправилась: — Нет, наверное, второе по важности.

«Отправил женщину в больницу, — думала Халли. — А что он делал возле моей двери?»

— Вы будете яичницу с блинами? — спросил официант в обеденном зале.

Он был ростом примерно пять футов пять дюймов, с лицом, как у хорька, и голосом, похожим на скрип несмазанных дверных петель.

— Конечно, — ответила Халли.

Официант поставил перед ней тарелку, на которой лежала рыхлая желтая кучка.

— А они свежие?

Он широко улыбнулся, демонстрируя нечищеные зубы.

— Милочка моя, единственная свежая вещь здесь — это сосиска.

— Что?

Ткнув ложкой, которую держал в руках, в выпуклость на своих брюках, официант ждал ее реакции; по принятым здесь правилам этикета надо было спросить: «У тебя что, мышь в кармане?»

Халли сидела за столом одна. Яйца, блины и кофе — все отдавало хлором. Ей казалось совершенно неестественным сидеть здесь и есть свой завтрак — или пытаться его есть, — прислушиваясь к обрывкам разговоров, приглядываясь к окружающим и к тому, что происходит вокруг, а среди этих обычных дел непрерывно размышлять над тайной этой насильственной смерти. Ей пришла в голову мысль, что именно так приходится работать шпионам, собирая секреты, распространяя ложь и опасаясь при этом собственной тени. Такая жизнь, должно быть, разъедает душу. Халли хранила свою тайну всего несколько часов и уже начала чувствовать себя так, словно какие-то живые существа всеми силами стремились выйти из нее.

Вдруг ее осенило: ведь то же самое может чувствовать и убийца, если, конечно, он не является одним из тех монстров-психопатов, которые вообще не чувствуют ничего, в том числе и угрызений совести. Несмотря на то что они теперь повязаны друг с другом смертью Эмили, об этом известно только ей.

Девушка смотрела вокруг, и ею овладевало странное чувство. Казалось, что люди в обеденном зале смотрят на нее. Конечно, это существовало только в воображении и являлось как бы оборотной стороной эффекта воздействия на ее сознание того факта, что ей известна тайна. А может, это некая странная форма паранойи, возникающей от пребывания на полюсе. Спустя некоторое время, преодолевая отвращение к ужасной пище и периодически осматриваясь вокруг, Халли поняла, что все это не живет лишь в ее воображении. Люди действительно бросали на нее странные взгляды: одни смотрели пристально, другие, стараясь не привлекать внимания, посматривали искоса. А одна пара даже показывала на нее пальцами. Особенно открыто действовала четверка мужчин, сидевших за столом посредине зала; они даже не пытались скрывать своего интереса. А под конец один из них встал и направился к Халли.

— Привет.

Он улыбался — улыбка его была глупой, но простодушной, — стоя перед ней, склонив голову набок. Незнакомец выглядел отнюдь не безобразно, но его глаза бегали по сторонам, сканируя обеденный зал в поисках чего-то или кого-то, достойного интереса. «Удивительный взгляд для такого места», — подумала Халли. Хотя в Вашингтоне это абсолютно обычное дело.

— Привет, — ответила она.

— Мейнард Блейн.

Девушка пожала протянутую руку и сразу же попыталась освободить свою, но не тут-то было.