— Раз это мужская работа, то почему едет Бетани?

— Бетани не жена. Она коллега.

Ирина взяла следующую горстку чили.

— Так, значит, она едет.

— Ну, не знаю. Наверное.

— Ты не знаешь! Может, сразу признаешься, что да!

— А почему бы и нет? Она прекрасно говорит по-русски.

— Я тоже!

— Но ты не сотрудник «Блю скай», ты не занималась проблемами войны в Чечне и не получила грант от Карнеги!

— Ты забыл сказать, что я еще и не шлюха. — Горка чили стала огромной даже с точки зрения любившей острое Ирины, мелкие кусочки зловеще сверкали.

— Послушай, мы весь день будем заняты встречами и интервью, ты будешь чувствовать себя пятым колесом.

— Ты просто думаешь только о себе! — взорвалась Ирина. Сейчас было бы очень кстати смахнуть все продукты на пол — но в их доме подобное никогда не случалось. — Ты, как и я, отлично знаешь, что я могу поехать и могу сама оплатить дорогу, кроме того, ты говорил, что я прекрасно держусь в обществе твоих коллег. Нет, ты хочешь поехать в Россию один, только чтобы она потом была твоей, а не моей!

Лоренс оперся о стойку и заморгал. Не в их привычках обнажать скрытый подтекст, не говоря уже о том, что Лоренс терпеть не мог признавать, что он есть.

— Даже если, — заговорил он после долгой паузы, — я и хочу иметь что-то личное, что в этом плохого?

— Ничего, — ответила Ирина, возвращаясь к приготовлению курицы, которую уже совсем не хотела ни готовить, ни есть. — За исключением того, что всегда существует альтернатива сделать что-то новое вместе, чтобы потом это новое, например Россия, стала для нас общей, а не стремиться колонизировать ее первым.

— Ирина, — произнес Лоренс с необычайной серьезностью, — мне кажется важным сохранить нашу независимость.

— Никогда не думала, что у нас проблема с сохранением независимости.

— Надеюсь, мне не придется думать, что она существует.

— Нет, — с сожалением сказала Ирина. — Не придется.

Если вкус острого блюда должен балансировать на грани боли и удовольствия, значит, его всегда можно немного подтолкнуть в сторону боли. И точка. Курица оказалась острее, чем можно было вообразить. Настолько, что невозможно было проглотить больше одного кусочка.

Двухнедельная подготовка Лоренса к поездке в Москву проходила в рамках приличий, но тем не менее была несколько напряженной. Ирина не изменила своего отношения к сохранению независимости и не смягчилась после получения отказа быть принятой в команду. Когда настало время ехать в Хитроу, они оба согласились с тем, что Ирине нет смысла ехать в аэропорт. Они стояли и ждали приезда такси у окна гостиной.

— Ну, — начал разговор Лоренс, — как ты собираешься проводить время? Встретишься с кем-нибудь в мое отсутствие?

— Разумеется, почему бы и нет?

— И с кем же?

Ирина задумчиво склонила голову:

— С Бетси. Возможно, с Мелани. Подозреваемые все те же.

— Полагаю, ты встретишься с редактором. И с автором книги, над которой работаешь.

— Верно.

Странный диалог, Ирина недоумевала, с чего вдруг Лоренс его завел. Он был знаком с ее подругами, кроме того, знал, что в случае их встречи она обязательно расскажет ему об этом по телефону.

— А с кем еще? — Его волнение было столь очевидным, что Ирина все поняла.

В другой жизни, будь между ними другие отношения, она, безусловно, с жаром развеяла бы все его мрачные подозрения. Но по тем же причинам, по которым Лоренс не признался ей, о чем он думает во время секса (какими бы эти фантазии ни были), они никогда не обсуждали, что лежит в основе того вечера в Борнмуте, и тем более не говорили о гефсиманском сорок седьмом дне рождения Рэмси. Если бы они хотели поговорить об этом, то не нашли бы времени и места — атмосфера в доме в последние две недели была наэлектризованной, а сейчас с минуты на минуту к подъезду должен подкатить кеб.

Ирина не стала придавать взгляду дополнительной многозначительности, но надеялась, что интонации позволят ему все понять.

— Нет, — только и произнесла она.

Исчезнувшее с лица напряжение подсказало ей, что обмен информацией прошел успешно, впрочем, довольно сложно узнать наверняка.

Время, что Лоренс провел в России, оказалось для Ирины весьма продуктивным. Причина крылась в том, что она была невероятно зла на него и обижена, поэтому не слонялась бесцельно по квартире в ожидании возможности услышать его голос, как это было, когда он уезжал в Сараево. Она поднималась по звонку будильника, молола зерна и готовила кофе, а затем удалялась с чашкой в студию. Там она трудилась, склонившись над столом с иллюстрациями, с таким упорством, что закончила работу задолго до срока сдачи. Отправляясь на долгие прогулки, она не ходила, а скорее маршировала. Два-три раза в неделю она ужинала с друзьями в ресторанах и была так непривычно оживлена, что даже Бетси отметила, что у нее, по-видимому, все хорошо. Она воздерживалась от неумеренного потребления алкоголя и еды, а несколько сигарет выкурила скорее в знак неповиновения Лоренсу.