— Я думал, господин и госпожа де Бевр обручены с «ошибкой Женевы», — продолжил священник с коварной усмешкой, — или они разведены по примеру господина маркиза?

— Господин священник, — сказал Буа-Доре, — сейчас не время толковать о теологии, и признаюсь, что я в этом ничего не понимаю. Один раз, два раза, хотите быть своим «с» или «без» гугенотов.

— «С» — я это уже сказал вам, господин маркиз, для меня это невозможно.

— Итак, месье, — продолжал Буа-Доре с горячностью, которую он не сумел побороть, — это когда вам угодно, но в дни, когда вы меня не считаете достойным принимать вас в моем доме, вы, может быть, соизволите не приходить в мой дом. Зачем, не желая войти туда, вы все же приходите туда, видимо, чтобы поносить тех, которые делают мне честь, находясь здесь.

Священник достиг того, что он называл надоеданием, то есть он желал разозлить маркиза, чтобы выложить ему его вину.

— Господин маркиз допустил всех жителей моего прихода на семейное празднество, так я полагаю, — сказал он, — и я был позван, как и другие. Я даже вообразил себе, что этот приятный мальчик, обретение которого отмечалось, будет нуждаться в моих услугах, чтобы быть возвращенным в лоно церкви церемонией, которой, возможно, следовало бы начать празднество.

— Мой мальчик был воспитан как настоящий христианин настоящим священником, месье! Он не нуждается ни в каком другом примирении с Богом, а что касается этой мавританки, по поводу которой вы полагаете быть столь хорошо осведомленным, так знайте, что она лучшая христианка, чем большинство людей, которые к этому стремятся. Так будьте покойны, и приходите ко мне с открытым забралом и без задних мыслей, прошу вас, или совсем тогда не приходите.

— Я искренней, господин маркиз, — отвечал священник, повышая голос, — и доказательство того, что я спрашиваю вас без уверток, где господин де Виллареаль и как произошло, что я не вижу его в вашей компании?

Эта коварная неожиданность должна была привести в замешательство Буа-Доре.

По счастью Гийом д'Арс, который приблизился к ним в этот момент, услышал вопрос и взял на себя ответ на него:

— Вы спрашиваете о господине дс Виллареале, — сказал он, здороваясь с господином Пуленом. — Он уехал из этого замка со мной вчера вечером.

— Извините меня, — продолжал священник, приветствуя Гийома с большим почтением, чем он проявил к Буа-Доре, — тогда значит это к вам, граф, я могу отправить письмо ему?

— Нет, месье, — ответил Гийом, раздосадованный такой настоятельностью. — Сегодня у меня его уже нет…

— Но если он отправился на прогулку, вы ожидаете его возвращения сегодня вечером, или завтра, или послезавтра, или позднее, думаю я?

— Я не знаю, когда он вернется, сударь, у меня нет привычки допрашивать людей. Идемте же, маркиз, вас просят в гостиную.

Он повлек Буа-Доре к де Беврам, чтобы махом оборвать расследование священника, который удалился со странной улыбкой и угрожающим смирением.

— Вы говорили о господине де Виллареале, — сказал де Бевр маркизу, — я расслышал, как упоминалось его имя. Куда же он делся, поскольку мы не видим его здесь? Он заболел?

— Он уехал, — сказал Гийом, которого эти расспросы перед многочисленными свидетелями очень беспокоили.

— Уехал, чтобы больше не вернуться? — удивилась Лориана.

— Чтобы больше не вернуться, — ответил Буа-Доре твердо.

— Тогда, — сказала она после небольшой паузы, — я очень рада.

— Вам он не понравился? — спросил маркиз, предлагая ей свою руку в то время, как Гийом шел за ней.

— Вы сочтете меня сумасшедшей, — отвечала молодая дама, — но я все-таки признаюсь. Я прошу у вас извинения, господин д'Арс, но ваш друг внушал мне страх.

— Страх?.. Это странно, другие люди говорили мне то же самое! А почему, мадам, он внушал вам страх?

— Он определенно похож на портрет, который у нас дома и которого вы, возможно, ни разу не видели… В нашей маленькой часовне! Вы его видели?

— Да, — воскликнул пораженный Гийом, — я знаю, о чем вы говорите! Он был похож на него, честное слово!

— Был похож? Вы говорите о вашем друге, как будто он умер!

Марио появился прервать эту беседу. Лориана, которая с ним уже очень подружилась, хотела дать ему руку, чтобы вернуться.

Гийом и Буа-Доре остались на мгновение одни позади общества.

— Ах, мой кузен! — сказал молодой человек старику. — Это такая неприятная штука скрывать смерть человека, как будто краснеешь от какого-то малодушия, хотя, напротив…

— Что до меня, то я больше люблю откровенность, — ответил маркиз. — Это вы приговорили меня к этому притворству, и если оно вас давит…

— Нет! нет! Ваш священник, кажется, имеет подозрения. Мы молчим пока о том, что способ, которым ваш брат был подло убит, был весьма распространен, но вы покажете доказательства всем, не называя виновных. Когда вы их назовете, все будет подготовлено, чтобы их приговорить. Но скажите мне, маркиз, знаете ли вы, где тело этого презренного человека?