Послы изложили требования, выдвинутые папой. Чтобы мир был заключен не только с поляками, но и со шведами. Чтобы венецианцам разрешили свободно торговать в России и строить католические церкви. А за это перед царем разворачивались самые радужные перспективы. От него требовалось «всего лишь» признать унию, и папа обеспечит ему союз с Испанией, Францией, императором, Польшей, сам выставит целую армию, вместе отвоюют Византию и отдадут ее Грозному. Григорий XIII прислал письма и к царевичам, царице (стало быть, и папа признал Марию законной супругой). А Поссевино заявил, что посредническую миссию он уже выполнил, договорился, что Баторий возьмет у русских только Ливонию. Вопрос урегулирован, а значит, можно перейти к остальным делам, за которыми он приехал.

Царь, казалось, был в восторге от того, что ему навешивали на уши. Ублажал и угощал послов, и Поссевино записал: «Я видел не грозного самодержца, но радушного хозяина среди любезных ему гостей». На пиру Иван Васильевич доверительно наклонился к нему и объяснял, насколько он «чтит душевно» папу. Но переговоры вежливо тормознул. Посетовал, что бы рад обсудить столь интересные предложения, да ведь сперва надо кровопролитие унять. А уж дальше, без помех, сядем и все решим. Отправил иезуитов обратно к ляхам.

Кровь и впрямь уже лилась. На Русь надвигалась огромная армия. Король собрал и изготовил гораздо больше войск, чем в прошлые годы. У него насчитывали свыше 100 тыс. воинов — поляков, литовцев, венгров, пруссаков, австрийцев, браунгшвейцев, шотландцев, датчан. Приехавший к Баторию посол Мурада III, обозревая несметные силы, восхищенно говорил: если король и султан объединятся, они «победят вселенную». На своем пути эта лавина захлестнула крепости Опочку, Остров.

Когда в Псков прискакали гонцы с тревожными вестями и горизонт расчертили зловещие дымы на месте сел и деревень, горожане подожгли предместья. Совершили крестный ход вокруг стен с чудотворными иконами и мощами св. князя Всеволода-Гавриила. Их было 30 тыс., защитников. Но не ратников, а всех, кто целовал крест стоять насмерть. А целовало его все население, «старые и малые». И в крестном ходе участвовали «старые и малые», матери несли на руках грудных младенцев. И город защищать готовились вместе: воины, мастеровые, купцы, крестьяне, бабы, подростки. 18 августа показались передовые неприятельские отряды, у стен Пскова завязались стычки. А за ними валила вся масса армии Батория. Заполонила окрестности, стала строить лагерь и полевые укрепления. Но русские пушки поражали осаждающих так далеко и метко, что пришлось бросить позиции и перенести их подальше. После этого враги начали приближаться к стенам траншеями, ставить батареи.

По литературе кочует «факт», будто у царя в Старице было собрано аж 300 тыс. войска и стояло в бездействии. Любопытно, откуда же их было взять? Такое количество ратников насчитывала вся русская армия в лучшие времена. А сейчас царь счастлив был бы иметь их, но он только распускал слухи про 300 тыс., чтобы дезинформировать противника. Реальная армия сосредоточилась в Новгороде, чтобы помогать Пскову, — 40 тыс. под командованием Голицына. В Ржеве стоял корпус Симеона Бекбулатовича, 15 тыс. конницы, прикрывал дороги в глубь страны. И в Смоленске — примерно столько же всадников Хворостинина. Эти корпуса были последним резервом государя. Чтобы усилить контингенты в Пскове и Новгороде, пришлось даже ослаблять гарнизоны ливонских городов.

А этим не преминули воспользоваться шведы. Сперва они вели отвлекающие операции на западе Эстонии, взяли Габзаль и три замка. А когда закипели бои за Псков, скрытно перебросили армию под Нарву. Подошел и флот. Загремели тяжелые пушки, круша стены. Ну а нарвские немцы установили связи с осаждающими, подсказали слабые места обороны и сами нанесли удар в спину защитникам. 6 сентября шведы ворвались в город. Он уже 23 года принадлежал царю, в нем выросли большие кварталы русских купцов, ремесленников, да и военные жили с семьями. Уничтожили всех. Поголовно, независимо от пола и возраста — 7 тыс. человек. Это не пропагандистская цифра, она сухо, между делом названа одним из «обличителей» Ивана Грозного, пастором Рюссовом. Перебили вдвое или втрое больше мирных жителей, чем в Париже в Варфоломеевскую ночь, не говоря уж о надуманных «новгородском погроме» или «венденской каре».

Резали шведы, горожане — расплатившись за то, как царь сохранил им все права и свободы. Истребляли на улицах, в домах. Чтобы не возиться с множеством трупов, толпами сгоняли к реке. Грабили подчистую и глумились, обдирая донага, и забивали, как скот, целыми семьями, скидывая в воду. Женщин и девочек сперва «использовали», а потом все равно умерщвляли, чтобы до единого…

Эти кошмарные сцены и вопли жертв вогнали в ужас малочисленный гарнизон Ивангорода. Когда шведы начали высаживаться на другом берегу реки, ратники не стали обороняться, бросили крепость и бежали. А ко всему прочему, неприятелям опять помогла измена. На сторону убийц перебежал брат предателя Давида Вельского, Афанасий. Благодаря ему шведы захватили небольшие крепости Ям и Копорье.

Но в Новгороде предателей не оказалось. Подстрекательские грамоты Батория с призывами к восстанию жители переслали царю. Не нашлось изменников и в Пскове. Король на стреле перекинул осажденным предложение сдаться. За это обещал, разумеется, «свободы», а вдобавок всяческие льготы, невиданные торговые привилегии. В противном же случае давал другое обещание — не пощадить никого. Ему ответили: «Мы не жиды; не продаем ни Христа, ни царя, ни Отечества». И бомбардировка разгоралась все жарче. Ядра сделали пролом между Покровской и Свинусской башнями. Но псковичи, угадывая направление атаки, строили за каменной стеной деревянную, собрали здесь лучших воинов.

8 сентября произошел штурм. Венгры захватили две башни, подняли на них королевские знамена. За ними хлынули другие полки. Однако в страшной рубке у деревянной стены их остановили. Сам воевода Шуйский, раненый, возглавлял контратаку. Дрогнувших и отступавших воинов поворачивали священники с иконами. Пожертвовав собой, неизвестные герои взорвали Свинусскую башню вместе с неприятелями, а в Покровской врагов перебили. Баторий слал на помощь все новые отряды, но и к защитникам подошла подмога с других участков стены, противников выкинули из пролома, сами пошли на вылазку, взяли трофеи и много пленных. В атаке участвовали даже женщины, они под пулями собирали раненых, впрягались группами в захваченные королевские пушки и утаскивали их в город.