Ученые посмотрели друг на друга. Выводы напрашивались просто кошмарные.

— То их количество будет расти в геометрической прогрессии, — подсказал Сергей. Светлана удивленно поглядела на военного: не ожидала!

— Если их было, скажем, триста, то станет девяносто тысяч! А еще через месяц станет…

— Миллионы, — сказала Света. — Но этого не может быть!

— Почему? — спросил Сергей.

— Тогда бы мы и остальные люди встречались с ними гораздо чаще! Их явно не столь много.

— Значит, либо они вызревают медленней, либо не каждый дендроид становится маткой! — предположил Картавин.

— К тому же, мы не знаем, сколько их было уничтожено! — добавил майор.

Все на минуту замолчали и задумались. Лишь охрана не принимала участия в беседе, пристально вглядываясь в окружавший их лес.

— Есть только один достоверный способ узнать все это, — сказал Картавин. — Надо остаться здесь до тех пор, пока дендроиды не оживут. Тогда мы узнаем все.

— Верно, — согласился Нефедов, — но сколько придется ждать? Месяц? Мы не сможем находиться здесь так долго!

Света представила себе, что придется жить здесь неизвестно сколько, да еще под боком с вызревающими дендроидами! Ей стало не по себе.

— У нас есть максимум неделя, — сказал командир. — Предлагаю другой способ. Мы оставим здесь специальный маяк и установим ежедневное наблюдение с вертолетов. Возможно, и спутник подключим.

— Значит, задание можно считать выполненным? — спросил Картавин. Нефедов схватился за бороду и неопределенно покрутил головой.

— Нет! — уверенно сказал командир. — Результаты мы получим неизвестно когда, а это меня не устраивает. И месяц ждать нам никто не позволит. Чтобы выполнить задание, надо найти дерево–матку. Только живое.

Семью Вожакова поселили в старом пионерском лагере. Он располагался рядом с поселком Полесок, всего в нескольких километрах от шоссе. Места тут были красивые, леса и горки, болот и сопутствующих им комарья нет, тихая речка неподалеку. Когда-то лагерь был довольно популярен, сюда возили детей даже из Екатеринбурга. А теперь любой внимательный человек мог заметить признаки российской запущенности и безденежья: облупившаяся штукатурка на спальных корпусах, заросшие травой площадки, полуразвалившиеся летние беседки. Лишь высокий забор из крупноячеистой сетки стоял непоколебимо, а на въезде в лагерь дежурили вооруженные солдаты.

Лагерь оказался забит беженцами из Дымова. Их кормили бесплатными обедами, дети могли играть на спортивных площадках, работала баня и прачечная. Но наружу никого не выпускали. У ворот стояли военные, и патрули ежечасно обходили лагерь по периметру.

В первый же день пребывания перед людьми выступил представитель президента. Он сказал, что их разместили здесь временно, пока территория Дымова оцеплена войсками. Когда операция закончится, они смогут вернуться в город. От имени президента он принес извинения и соболезнования пострадавшим и пообещал, что материальные потери, а также моральный ущерб, будут непременно возмещены всем жителям города. А сейчас они могут спокойно жить и отдыхать. В конце речи представитель поведал, что из колонии совершен массовый побег уголовников, и потому он настоятельно просит никого не пытаться уйти из лагеря, ибо это небезопасно. К каждому он солдата приставить не имеет возможности. Если операция затянется, сказал чиновник, мы вывезем вас в другие районные центры, туда, где возможно предоставить жилье. Вожаков заметил, что в своей речи представитель ни разу не упомянул о живых деревьях, ограничиваясь словами «опасность», «временные трудности» или «проблема».

Речь представителя произвела успокаивающий эффект, и всеобщая напряженность пошла на убыль. Но Николаю не нравилось, что их никуда не выпускают. Он попробовал объяснить дежурному офицеру, что мог бы уехать в Екатеринбург к родственникам жены и жить там, но натыкался на резкий отказ. Не положено! Но все-таки кое–кого выпускали. Вожаков разузнал, что отпустили семьи некоторых дымовских чиновников и милицейских начальников. Значит, дороги свободны и безопасны. Получается, представитель врет! Хотя, конечно, для семей «шишек» могли выделить и армейский эскорт.

Но главное, Вожаков понимал, что сыр–бор не из-за уголовников, как хотели им представить, а из-за деревьев–мутантов. С его мнением соглашались многие в лагере. Люди пытались разузнать хоть что-то у охраны, но патрулировавшие периметр солдаты и офицеры отмалчивались, ссылаясь на приказ. Им приказали молчать. Почему?

Еще не было связи. Здесь также не работали мобильники, и Николай подозревал, что их неспроста привезли именно в этот старый лагерь, а не в другой, более благоустроенный, поближе к Екатеринбургу. Некоторые детишки вспоминали тот лагерь и хотели туда.

Скорее всего, наверху не желали утечки информации, и они все стали заложниками государственной тайны. Слушая приемник в машине, Вожаков был удивлен, что ни одна радиостанция в новостных выпусках ни словом не обмолвилась о событиях в Дымове. Как будто ничего не произошло. Лишь однажды промелькнуло сообщение, что в районе Дымова идут крупномасштабные воинские учения.

— А когда мы поедем домой, папочка? — спрашивала Танюшка, и Вожаков брал дочурку на руки:

— Разве тебе здесь плохо? Смотри, сколько детишек!