В день боя нашими войсками было взято 7 орудий, 2 лагеря, 20 знамен. Ранено 7 офицеров. Ранено 133 нижних чина, убито 28 нижних чинов, 11 лошадей убито, 9 ранено. Выпущено нашими батареями около 1000 снарядов. Пороховой склад был взорван тремя выстрелами французской батареи на расстоянии 840 метров. 2 выстрела было сделано неначиненными гранатами, которые попали в здание, но не произвели взрыва. Третья граната, наполненная мелинитом, взорвала склад. Дистанцию определяли капитан Жозеф и лейтенант Лакордэр. Французы потеряли в этот день 27 ранеными. Тяжело раненный Комендантов скоро скончался.

На другой день русскими были заняты: главный лагерь, 4 импани со всем снаряжением, ямынь вице-короля и дворец императрицы. Всюду водружены русские флаги. Так называемый Черный форт, расположенный при выходе Лутайского канала из реки Пэйхо, занят нами [80] .

По известиям, передаваемым китайцами, в Тяньцзине китайских войск было около 15 000. Ихэтуанцев, из которых большинство было вооружено ружьями, было в разное время от 20 до 30 тысяч. Потери между китайскими войсками, ихэтуанцами и жителями очень велики [81] . Определить их нет возможности. Европейские гранаты произвели много разрушений. В городе жители и войска несколько раз возмущались против ихэтуанцев, которых считали виновниками всех нынешних бедствий и ужасов, и вырезали и перестреляли их несколько тысяч. Миллионное население города опустело более чем наполовину, так как сотни тысяч жителей бежали. Китайские генералы Не Шичэн, Ху Деньцзя и Ван Тунлин убиты. Помощник Сун Цина, командовавшего войсками, знаменитый Ма Юкуэнь ранен.

Про Не Шичэна китайцы передавали впоследствии, что, предвидя исход несчастного сражения, гордый Не не хотел пережить поражение китайских войск и падение Тяньцзиня и нарочно выехал близко к неприятельским позициям, чтобы быть убитым. Иностранная пуля немедленно сразила его.

1 июля осада Тяньцзиня, продолжавшаяся ровно 4 недели, была снята.

На благородном муле чистой китайской крови я поскакал вслед за Полторацким. Мул шел не особенно быстро, но очень твердо и упорно заворачивал во все китайские дворы, вероятно, от души желая, чтобы я разбил себе лоб о ворота.

По ту сторону железнодорожного полотна, занятого нами, был разбит большой китайский лагерь. Он был брошен со всем своим добром. Валялись тела убитых китайских солдат, которых уже объедали мухи и собаки. Валялись форменные куртки, сапоги, ружья, пояса, сабли, целые ящики с патронами, фонари, лампочки, одеяла, миски с недоеденной кашей, чайники с чаем и бутылки с сулией — водкой. Всюду валялись разбросанные колоды китайских карт, которыми солдаты, видно, часто забавлялись. Неужели они были так убеждены в своей непобедимости и ничтожестве международных сил, что находили время играть в карты?

Из лагеря через деревянный мост я проехал в китайский Тяньцзинь, в котором еще недавно неистовствовали боксеры, который громил нас четыре недели и причинил нам столько горя.

На мосту лежал труп старика-китайца. Возле него сидели женщины, которые голосили и плакали навзрыд. По-видимому, эти женщины оплакивали главу их семьи, случайно убитого осколком нашей гранаты. Пугливые китаянки не боялись ни проезжающего иностранца, ни проходящих врагов-солдат. С потерей их мужа и отца для них все было потеряно.

— Мы не хотим жить! Убейте нас и похороните вместе с ним! — вопили они.

Наши концессии жестоко пострадали от китайских гранат. Но и китайский Тяньцзинь был за это отомщен. Всюду были следы европейской бомбардировки. Дома мирных китайцев были пробиты ядрами. Крыши, стены и ограды носили пробоины от разорвавшейся шрапнели. По улицам я встречал тела бедняков-китайцев, убитых осколком или пулей. Некому было их подобрать. Их навещали только мухи, собаки и свиньи.

Американский лагерь в Тяньцзине

При моем проезде китайцы кланялись и показывали свои белые флаги из холста или бумаги. Их невозмутимые лица были еще более сдержанны и непроницаемы. Мне казалось, что их холодные глаза и притворные улыбки покорности и унижения говорили:

— Да, мы покорены вами, побеждены, поруганы, опозорены, мы ваши рабы, с которыми вы можете и будете делать все, что хотите. Но знайте, что нашей китайской гордости и нашей веры вы никогда не сломите и мы всегда будем вас презирать, потому что на вашей стороне только насилие, обман и дерзость, а на нашей правда и четыре тысячелетия жизни, потому что мы — китайцы, а вы — варвары.

На всех домах были вывешены белые флаги, на которых были написаны кистью два иероглифа «шунь ман» — «мирный народ». Страх перед японцами, нагнанный еще с последней войны между Японией и Китаем, был так велик, что большею частью я встречал флаги с красным пятном посредине — изображающим Восходящее Солнце японского флага — и с надписью «Да Жи Бэнь шунь мин» — «мирный народ великой Японии».

Вообще всюду, куда я ни оглядывался, я видел слишком много японских флагов. Говорили, что предусмотрительные японцы запаслись огромным количеством готовых флагов своей нации и, заняв тяньцзиньские кварталы, сейчас же раздавали их жителям.