Шрифт:
— Добрый день, Перси, — сказал я.
Он вытянул шею, словно его ослепляло солнце, но он прекрасно видел, кто вошел.
— Я… О, Боб! Здравствуй. Должен признаться, я рад, что ты пришел, — произнес он тоном, явно означавшим «что ты соизволил прийти».
— У тебя была работа? — спросил я.
— Выше головы.
— Печально слышать, — заметил я, сняв шляпу и вешая ее на вешалку. — Дело Маллена?
— Дело Клайтона, — уточнил Готч. — Но это еще не все. В воскресенье умер старик Кармоди, и сложности…
Я был в курсе дела Кармоди. Он был одним из тех бизнесменов старой школы, что руководят дюжиной компаний, не соглашаясь превратить их в акционерные общества. Все понимали, что в тот день, когда он умрет, ситуация станет жутко сложной, придется все изучить, проверить, кто получит суммы по сотням страховок, многие из которых были заключены лет пятьдесят назад. Речь шла о гигантской работе, но настоящей проблемы не было. Конечно, Готч рассматривал дело под другим углом.
Я дал ему поговорить несколько минут. В это время я пролистывал досье, сложенные на моем столе. На лежавшей сверху папке было написано: «Клайтон». Значит, мне придется им заниматься. Я был уверен, что Готч позаботился, чтобы Харрисон положил досье на мой стол. Готч предпочитал заниматься дюжиной дел Кармоди, чем одним делом, связанным с убийством.
— …а вчера утром мне пришлось ехать в Эшер, — сказал он хныкающим голосом. — Полиции была нужна помощь. Этот Плейделл!
— Что он еще сделал?
— Этот человек просто невыносим, — заявил Готч. — Допрашивать, опять допрашивать, все время допрашивать…
— О чем? — спокойно спросил я.
— Обо всем, — с отчаянием ответил Готч. — Он как будто считает нас ответственными за тот тип сейфа, в котором миссис Клайтон хранила свои вещи. Это его беспокоило больше всего… Он хотел, чтобы миссис Клайтон дала ему полный список того, что лежало в сейфе. Он не переставал донимать ее своими расспросами, а меня попросил проверить и удостовериться, что она перечислила все, что застраховала. Бедная женщина была в отчаянии, но Плейделл не хотел оставить ее в покое. Я считаю, что это ярчайший пример крайней жестокости.
Мне стало трудно дышать.
— Должно быть, у него были свои причины, — сказал я. — Он серьезный тип.
— Это ты так думаешь.
— У миссис Клайтон был полный список того, что она хранила в сейфе?
Обычно такого рода вопросы задают с циничным смешком, потому что никто не имеет полного списка ценностей, хранящихся в домашнем сейфе. Об этом имеют общее представление. Просто невероятно, сколько женщин «могли бы поклясться», что положили дорогостоящее колье или кольцо в сейф, а потом «обнаруживали» их в шкатулке для драгоценностей, стоявшей на туалетном столике на виду у слуг. Даже осторожная и аккуратная хозяйка, хранящая свои самые дорогие вещи в закрытом на ключ ящике, больше полагается на свою память, чем на список, но ведь с годами память ослабевает. Однако в моем вопросе не было никакого цинизма. Я дожидался ответа Готча.
— Разумеется, нет, — сказал он.
— Вообще никакого?
— Абсолютно.
Я почувствовал, как спадает напряжение.
— А деньги в сейфе были?
— Почти двести фунтов в однофунтовых купюрах, — ответил Готч.
С натянутыми нервами я ждал дополнительного объяснения, что у банка есть список номеров банкнотов, но мой коллега промолчал. О спрятанных под полом моей квартиры пятифунтовых бумажках я больше не думал.
— Хорошенькая сумма, — сказал я, надеясь, что Готч не заметил моих губ, поджатых на короткое мгновение, предшествовавшее следующему вопросу. — Номера известны?
— Что?
— Номера банкнотов известны?
Почему сегодня этот дурак был тупее, чем обычно?
— Не слишком ли ты оптимистичен? — с презрением спросил он. — Разумеется, нет. Такая женщина никогда не отмечает даже чеки, которые подписывает. Она…
— И в банке списка тоже нет?
— Нет, — ответил Готч.
— Как получилось, что у нее оказалось столько денег?
— Вообще-то они не ее, а ее брата. Ему повезло на скачках в Хейдок-парке. Он выиграл двести фунтов, может быть, даже больше, и попросил у сестры разрешения положить их в ее сейф.
— Простой способ делать деньги, — заметил я.
Я чувствовал огромное облегчение. Если деньги пришли от букмекера, почти наверняка никто не записывал номера банкнотов. Это могло объяснить и присутствие пятифунтовых купюр; возможно, они были не опаснее других. Я так обрадовался, что Боб унес с собой не заряд динамита, что несколько минут не задавал вопросов. Я рассеянно пролистал досье Клайтона и отчет Готча, приложенный к нему. Его отчеты похожи на него: жутко нудные и набиты деталями и банальными рассуждениями.
— Как думаешь, они предъявят рекламацию на что-либо, кроме бриллиантов и денег? — спросил я.
— Вряд ли, — ответил Готч. — Нужно доказать, что все бриллианты были там, и все.
Я едва не сказал: «Да, они там были».
Мои губы раздвинулись, готовые произнести эти слова, даже прежде, чем я осознал, что собираюсь говорить. Мной снова овладел страх. Что со мной, черт возьми? Такого со мной еще не бывало! Я всегда говорил себе, что риска совершить ошибку не существует. И вот я чуть-чуть не выдал себя. Я почувствовал, что мой лоб покрылся ледяным потом, но Готч, кажется, этого не заметил. На его столе зазвонил телефон, избавивший меня от продолжения разговора. Я закрыл досье Клайтона, снова открыл его и начал внимательно читать отчет Готча. Он записал все, о чем его спрашивала полиция, и было очевидно, что Плейделл очень хотел узнать, было ли в сейфе что-либо еще. Некоторые фразы наводили на мысль, что он в этом уверен. Если это было именно так, то эта мысль, несомненно, родилась в его голове от сложившегося у него впечатления о миссис Клайтон. «Он, — подумал я, — главным образом хотел получить возможно более полный список похищенного в надежде, что вор проявит неосторожность с той или иной вещью».