На пятый день торжества были перенесены в апартаменты Карла Густава, на девятый — во дворец Виттенберга, где ещё раз устроили трёхчасовой фейерверк, изображавший дворец. На четырнадцатый день всех гостей пригласил к себе М. Г. Делагарди, показавший представление с животными, повозками и «движущимися горами», с кавалеристами, переодетыми в амазонок, и т. п. На семнадцатый день торжество продолжилось во дворце у Г. А. Левенхаупта, на девятнадцатый день королева устроила прощальный обед для представителей парламента, а на двадцать третий день гости поехали к риксшталмейстеру Вахтмейстеру. Потом праздник с травлей зверей устроила королева, после этого гуляли у фельдмаршала Торстенссона, у де Геера, а затем наступил день рождения Кристины, и празднество получило новый импульс. Карл Густав опять пригласил всех гостей к себе и удивил их внутренним убранством дворца: потолки были украшены еловыми ветками, с которых свисали лимоны, померанцы, апельсины, яблоки и другие фрукты. День рождения отмечали весь день и всю ночь, и именинница вернулась в свой дворец только под утро следующего дня.

С таким размахом коронация шведского монарха праздновалась, кажется, первый и последний раз. Потомки Кристины предпочитали тратить деньги на войны. Обращает на себя внимание тот факт, что среди вельмож, устраивавших праздники по случаю коронации и дня рождения королевы, отсутствовало имя канцлера. Либо «папа» Аксель пожалел выбрасывать денежки на фейерверки, либо был на королеву обижен. Скорее всего, тут присутствовали обе причины.

Нам не дано знать, какие чувства испытывала Кристина, принимая миропомазание из рук лютеранского архиепископа, но вполне уверенно можем утверждать, что укоры совести её в это время не посещали. Нужно было, конечно, обладать огромной волей и лицемерием, чтобы выдержать это испытание. В акте коронации символически прослеживались и богоизбранность монарха, и надежды подданных, вверявших ему свои судьбы, но никому из участников этой церемонии и присниться не могло, что королева Швеции своими помыслами уже была далеко от своего королевства.

После всех праздников и торжеств психическое и физическое состояние королевы только ухудшилось. Кризис затянулся более чем на год. Биограф Кристины XIX века В. X. Грауэрт пишет: «Все функции её организма были нарушены: у неё пропали аппетит и сон, она была истощена и часто падала в обморок, у неё случались судороги и приступы боли внизу живота, её кровь была перегрета и отяжелена; спорадические и сильные приступы жара делали её состояние здоровья весьма серьёзным». Добавим, что королева постоянно страдала ещё и от фурункулёза.

После коронации, несмотря на плохое самочувствие, Кристина приняла приглашение адмирала Флеминга поучаствовать в инспектировании флота. В гавани ей пришлось по узкой доске перебираться с одного корабля на другой. Как-то раз адмирал Флеминг, весивший намного больше августейшей особы, тоже ступил на доску, в результате чего доска задралась вверх, и адмирал, теряя равновесие и пытаясь найти точку опоры, схватился за королеву и рухнул вместе с ней в воду. Если бы не адъютант Кристины Антон Стейнберг, то, по всей видимости, Кристина бы утонула — плавать она не умела. Адъютант не растерялся, прыгнул в воду, вытолкнул королеву на поверхность и вместе с ней подплыл к спасительному борту какой-то лодки. Адмирала тоже спасли. Кристину подняли на борт судна, она отряхнулась, рассмеялась и поехала как ни в чём не бывало домой. Скоро Стейнберг получил титул графа и вошёл в узкий круг приближённых королевы.

Контрреформация, проводимая австрийскими и испанскими Габсбургами в начале XVII века и спровоцировавшая Тридцатилетнюю войну, продолжалась и после Вестфальского мира, но уже в скрытых и менее одиозных формах. Главный удар католики всегда направляли на протестантских князей и курфюрстов. Удастся склонить к перемене веры князя, курфюрста или короля — значительно легче будет привести к католическому знаменателю и его подданных. Эта политика тем более была надёжна, что у многих европейских потентатов религия не имела глубоких корней и использовалась ими в основном для достижения политических целей. И, нужно признать, Ватикан и его автономно действующие ордены добивались в своей миссионерской «работе» впечатляющих результатов. Список обращённых в католичество одних только немецких князей, графов и герцогов насчитывал к середине описываемого столетия несколько десятков фамилий.

Самыми коварными и успешно действующими в этом направлении являлись иезуиты. Методика воздействия и тактика подхода к нужным лицам у них были тщательно разработаны, они располагали необходимыми суммами денег, а их деятельность в Европе и вообще в мире координировалась единым центральным органом и проходила в глубоко законспирированных формах. Практически орден иезуитов действовал по принципам современной солидно и профессионально подготовленной разведывательной службы.

Кроме иезуитов были ещё так называемая «Пропаганда» (Конгрегация пропаганды веры) — тоже спецслужба Ватикана, ордены доминиканцев, францисканцев, капуцинов и августинцев. Во главе каждого ордена стоял генерал, подотчётный лишь римскому папе. И все они бесшумно, можно сказать, со вкусом и с большим размахом творили своё тайное дело.

Особое внимание католические миссионеры издавна уделяли выскользнувшим из лона римской церкви странам Скандинавии. Проникали они, несмотря на грозившую им там смертельную опасность, и в Швецию. Чаще всего иезуитские резиденты действовали под дипломатическим прикрытием. В своём распоряжении резидент-иезуит имел обычно одного или двух помощников и при необходимости мог рассчитывать на содействие самого посла и других «чистых» сотрудников диппредставительства. Для связи с Центром в Ватикане, Мадриде или с региональным центром во Фландрии использовались курьеры, разъезжавшие по Европе под видом путешественников, купцов, паломников, монахов или лиц свободной профессии и доставлявшие зашифрованные отчёты и послания.

…Пока Кристина развлекалась с французскими либертинцами, ставила балеты, устраивала балы, влюблялась, отказывала своему жениху и вела его к трону, размышляла о вере, боролась с министрами и риксдагом, рядом с ней в Стокгольме глубоко законспирированные агенты «Пропаганды» приступили, выражаясь современным разведывательным языком, к её разработке.

Всё началось с приезда в Стокгольм посла Франции Пьера Шану в первые дни января 1646 года. Шану написал письмо резиденту французского короля в Риме Геффье с просьбой разрешить ему нанять в качестве проповедника и исповедующего священника августинца Жака Франсуа Виоге. На этот счёт в тот же день он отправил другое письмо — генералу ордена августинцев. Уже известный нам либертинец Мариньи предлагал Шану нанять в проповедники посольства иезуита, но посол от этого предложения отказался, зная, что иезуиты не нравились королеве Кристине. Королева справедливо полагала, что иезуиты способны лишь на интриги или на то, чтобы совращать её подданных в свою веру. А, кроме того, скрыть иезуита в посольстве было достаточно трудно.