Он мерно поддергивал уздечку, направляя лошадь, которую взял в поселении, выложив за нее три серебряных льва. Плата непомерная. Лошадка стоила всего лишь десяток халланских серебряников, но хозяин наотрез отказывался отдавать "свою кормилицу", и поэтому пришлось переплатить как за породистого скакуна. Выбор не велик, оставаться на ночь в трактире рискованно, так как вскоре подошли бы дознаватели и с удовольствием представили все так, будто бы виноваты наемники в дебоше и убийстве гарнизонных, а его бы могли записать в главари, северос на эту роль подходил как нельзя лучше.

Наемник сидел в седле, накрывшись широкополым плащом-шкурой, закрывавшим его всего и спину лошади - прекрасная вещь, хорошо защищавшая от воды и холода. Дождь и снег постепенно стихли, всадник въехал в лесной проход, лошадь одобрительно фыркнула. Высокая Луна пробилась через облака и осветила ночным светом дорогу и окрестности. Лес подступал к дороге вплотную, вне дороги местами лежал первый снег.

Постепенно одолевала дрема, и хотелось забыться и заснуть, но этого нельзя было допустить, остановиться на ночлег в диком месте чревато, тем более вблизи Драконьих Нор, о которых народ рассказывает множество историй, смахивающих больше на сказки.

Внезапно из ночной темноты показалась повозка с каким-то грузом, брошенная на дороге.

"Странно", - подумал он, пробудившись от дремоты, - "Брошена и никаких следов".

Всадник миновал повозку, скоро должна показаться застава, перекрывающая ущелье. Северос опробовал прикрепленный к седлу меч - держится на славу, но если понадобится, готов в любой момент вырваться на свободу. Это немного успокоило, любой, даже самый смелый и бесстрашный, боится. Лошадь стала интенсивно посапывать, чувствуя Зверя. Всадник погладил ее, успокаивая и давая понять, что все в порядке.

Впереди показался разъезд, за которым виднелись огни заставы. Всадник подъехал поближе - проход закрыт. Это говорило о том, что в ущелье не стоило заезжать без надобности. Но все же заставу можно было объехать, стоило только принять чуть правее и проехать по склону. Это северос и сделал, времени на объезд по окружному тракту уже не было. Его одолела уверенность, что он должен непременно ехать именно через ущелье Драконьих Нор и никак иначе.

Всадника заметили с вышки и что-то закричали, разобрать нельзя было, но по интонации было понятно, что кричали что-то на тему "куда ты попер, полоумный, там сейчас". Что именно там было, он не разобрал - внезапный порыв ветра приглушил слова. Но каким бы безрассудным сейчас его поступок не был, он никогда не поехал бы напрямик без полного осознания того, что он проедет до конца и не лишиться жизни, хотя иногда были такие времена, что думать было некогда. И все же, он целиком не осознавал. Его что-то гнало вперед, внушало, что ему необходимо как можно быстрее попасть на ту сторону ущелья. Он уже забыл о случае, увиденном ранее в трактире, подобного с ним никогда не случалось, он вообще сейчас не мог и вспомнить даже, как его зовут. Северос не жаловался на память и помнил все в мельчайших деталях, но не сейчас. Была лишь цель и ничего более.

Застава исчезла позади в ночном мраке, в ночной темноте чернели склоны ущелья, шумели ветви качающихся на ветру деревьев. Появилась первая вышка, на которой должны были быть дозорные, но на ней никого не было. Былой воин напрягся, готовясь к внезапному нападению из засады. Мгновения стали тянуться, время замедлилось, ожидание - более ничего. Лишь все тот же шум ветвей на ветру, даже волчий вой, который непременно должен доноситься в этих местах, ни разу не разнесся по ночному ущелью. Лошадь опять начала нервничать, чувствуя что-то неизвестное и угрожающее. Всадник придал ей ходу, та с радостью увеличила шаг.

Две тяжелых повозки с чем-то лежали опрокинутыми на обочине. Бросившие их явно убегали и даже забыли отвязать лошадей, которые вырвались сами, порвав привязь. Следующая вышка также была брошена, тревожный костер, что зажигался на каждой вышки в случае угрозы, давно истлел, лишь только запах чадящей смолы остался и пока не выветрился совсем, значит, горело совсем недавно. В земле то тут, то там торчали стрелы, пущенные стрелками с вышки. Он вглядывался в следы, что-то пришло из пещер, которых в Драконьих Норах бесчисленное множество, и приблизилось к тракту, видимо слишком близко и даже атаковало, поэтому люди бросили повозки и башни. Лошадь не желала находиться здесь, и всадник позволил ей скакать вперед. Старая сельская кобыла, не знавшая долгих утомительных скачек и проведшая свою смиренную жизнь в упряжке в телегу или таща плуг, сейчас неслась, как стремительный степной скакун, не знающий усталости. У североса обострилось ощущение, что за ним Кто-то следит из-за камней и деревьев, но почему-то не осмеливается приблизиться. Но даже на расстоянии ощущалось свирепое и голодное желание убивать, все равно кого, лишь бы настигать свою жертву, разрывать на части и проливать теплую кровь. Это желание, словно дурман, заполняло его, предавая ту же жажду, лишая своей сущности и заставляя схватить оружие и броситься в темноту ночи в поисках неведомых врагов. Но северос держался, еще крепче сжимая поводья и стискивая зубы. Лошадь заметно прибавила ходу, но все же, она не была скакуном и начинала хрипло дышать, то и дело, сбивая темп и наверстывая его. Она сама себя загоняла, лишь бы только не попасться в зубы Страху.

Страх!
– внезапная мысль пробудила задремавший разум. Он столько слышал о странных созданиях, что прячутся в глубоких пещерах и выходят лишь только ночью, чтобы поохотиться и снова уйти в глубины.

Ночной Страх ущелья вышел на свою охоту и именно о нем кричали проезжавшему всаднику с заставы, именно это и испугало людей, бросивших свои повозки с нажитым добром, именно это напугало дозорных, бросивших вышки. Именно это сейчас гнало его лошадь и внушало ему свою жажду убивать, приглашая к участию в охоте на слабых, чувствуя в нем такого же хищника.

Лошадь задыхалась и спотыкалась все чаще и чаще. Все-таки, она никогда не бегала так быстро, и хоть внушенный ужас остается сильным, ее тело уже дрожит от перенапряжения. Меч плавно вышел из ножен, северос не знал, чего ожидать, это не был ни волк, ни даже снежный зверь. Северос выжидал, лошадь перебирала копыта, лихорадочно хрипя, но все же она шла и не собиралась останавливаться. Воин не слезал с нее, это бы означало проиграть схватку и обречь себя на верную гибель. Кобыла, как будто это понимая, не пыталась сбросить его со своей спины, как тяжело б ей сейчас не приходилось.