— Нет, нет, что ты, Федор Алексеевич!

— Вот я даже чувствую, как оно начинает жить, соки в нем просыпаются, понимаешь, и начинает бродить, выталкивать кверху зеленую стрелку. Иногда я хожу, хожу, а потом лягу где-нибудь на краю поля, прильну ухом к земле, и, поверишь, мне кажется, что я слышу, как живут эти зерна, как шуршат их зеленые стрелки, стараются поскорее вылезти наружу. Слышу и все. Медведеву как-то рассказал об этом, он смотрел-смотрел на меня, так это серьезно смотрел, а потом сказал: «Ты же, Федор, поэт!» Только я не знаю, чувствуют ли такое поэты, может, это им ни к чему, а для меня это жизнь.

Лихарев замолчал, погасил окурок, поплевал на него для порядка и решительно встал. Поднялся и Ивин.

— Вот почему весной нет мне покоя, — улыбнулся бригадир, — ни днем, ни ночью, и что удивительно — я делаюсь двужильным, не устаю. Это моя пора.

Разговаривая, они двинулись по дороге. Почти у самого полевого стана их догнала черная «Волга». Поравнявшись, она мягко остановилась. Открылась дверца, и перед Ивиным и Лихаревым вырос сам секретарь обкома партии Петр Иванович Грайский. Он в демисезонном синем пальто, в фетровой шляпе. Ростом под стать Федору Алексеевичу: пожалуй, они и ровесники — им лет по тридцати пяти.

О Грайском Олег Павлович слышал еще в партийной школе. Когда-то Петр Иванович был секретарем райкома партии, а с Ивиным учился один товарищ, заместитель председателя райисполкома. Он-то и рассказывал о Грайском много хорошего. Сейчас трудно восстановить что именно, однако запомнилось одно — у Петра Ивановича феноменальная память. Когда выступал, то бумажками не пользовался, сводки знал наизусть. Почему именно эта сторона сильнее всего врезалась Олегу Павловичу, сказать трудно.

С Грайским Ивин познакомился лично совсем недавно. Повод для знакомства был не очень и удобен, но в жизни не все бывает удобным. Задумал Олег Павлович уйти из парткома. И с Яриным трудно работать, и сама работа не удовлетворяла. Тянуло в совхоз, поближе к людям. Сначала завел об этом речь с Яриным, но тот и слушать не захотел, да еще отчитал, как мальчишку. Олег Павлович обратился к Грайскому, когда тот приехал на районный партийный актив. Секретарь обкома пообещал тогда посодействовать, а это уже было много.

Помнит он тот разговор или нет? На цифры у него память изумительная, а на людей?

Петр Иванович поздоровался с Олегом Павловичем так, что трудно было определить, помнит он инструктора парткома или не помнит. Его интересовал Лихарев.

— Как дела? — спросил Грайский у бригадира, а Ивин отметил про себя, что Грайский все-таки красив — профиль четкий, чеканный, черты лица удивительно правильные.

— Это смотря какие, — живо отозвался Федор Алексеевич. — Ежели по севу — к празднику зерновые кончим. Ежели по яслям, то не строятся, нет, не строятся. На центральную-то ребятишек не повезешь.

— Не повезешь, — согласился Грайский. — Но ведь Медведев обещал и мне и вам.

— А вы его спросите. И вот же прорва, — улыбнулся Лихарев Олегу Павловичу, словно призывая его в свидетели, — посчитай, ну в каждом доме младенец есть, на что моя старуха и то в январе наследником наградила.

— Поздравляю! — засмеялся Грайский. — Этому только радоваться надо.

— А мы и не плачем, — возразил Лихарев, а Олег Павлович наблюдал за ним, и ему было хорошо, что Лихарев такой простой и чудесный малый.

— С яслями я разберусь, — пообещал Грайский. — Но вот что, Федор Алексеевич, передай, пожалуйста, Панько — пусть везет жену в областную больницу, к профессору. Я договорился, в случае чего пусть сошлется на меня.

— Вот спасибо большое! — обрадовался Лихарев. — Скудает баба, а что и почему докопаться не могут.

— Ну тогда пожелаю вам всего наилучшего!

— Счастливо, Петр Иванович!

За время разговора Грайский даже глазами не повел в сторону Ивина, будто его и не было. Олега Павловича это обидело. Если забыл кто перед ним, так хоть бы спросил.

Но Грайский ничего не забыл. Садясь в машину, он обернулся и сказал Ивину:

— А с вами мы, видимо, скоро встретимся. Желаю успеха!

И черная «Волга» укатила. Двое смотрели ей вслед. Лихарев с радостным волнением, потому что секретарь обкома запросто с ним поговорил, а главное, рад был за Панько. Давно болела у него жена, таяла на глазах, а до причин докопаться не могли. Лихарев, встретив недавно Грайского, попросил у него помощи. И Петр Иванович не забыл, спасибо ему за это.

У Ивина потихоньку проходила обида на то, что Грайский вроде бы не заметил его, но рождалось беспокойство. В каком смысле понимать — скоро встретимся? Для головомойки? Или для хорошего разговора?

Ну и денек сегодня!

Лихарев тронул его за рукав, приглашая идти.

Так они с бригадиром до конца дня и не расставались. Сейчас, возвращаясь на центральную усадьбу, Олег Павлович перебирал по деталям весь день. Лихарева узнал поближе, вроде бы целое открытие сделал. Но на душе недовольство самим собой. Истинного удовлетворения нет, как, скажем, у Лихарева. Ну, что это за командировка? Кому он здесь нужен? Десятые сутки жил в совхозе, колесил по отделениям, вроде и работал много, уставал до чертиков, еле до подушки голову доносил, а в сознании подспудно билась мысль — лишний. У каждого свое место, свои заботы, каждый знает свой участок. За что же отвечаешь ты, Олег Павлович? За все и ни за что. С севом совхоз справится вовремя — будешь хорош, не справится — дадут на орехи. Но какова в этой большой работе доля твоего участия — не важно. Послали сюда, значит, отвечай товарищ уполномоченный. К кому посылают уполномоченного! Да Лихарев с ума сойдет, если у него пропадет хоть час понапрасну. Вон как на Глашку наседал, дали бы ему волю, он бы показал ей Кузькину мать, и поделом.