В.Ассистентом хирурга? Это интересно — вы специализировались в какой-нибудь узкой области хирургии?

О.Да, конечно. В течение двух лет я делал самые разные операции, которые мне поручали, но я всегда хотел стать нейрохирургом… О чем я говорю? Боюсь, я отвечаю очень сбивчиво. Я совсем забыл, что был нейрохирургом.

В.Так, значит, вы были нейрохирургом? Где вы работали потом?

О.Я помню длинные запертые коридоры и зарешеченные окна. Как же это место называлось? Наверное, это была психиатрическая лечебница. Да, да припоминаю, это была Мер… Мер… Меридитская окружная психиатрическая больница. Кажется, это в штате Иллинойс?

В.По-моему, да. Вы не помните, как назывался город, где была ваша больница?

О.Бакминстер. Нет, не Бакминстер. Вспомнил — Леоминстер.

В.Верно. Эта больница находится в Леоминстере. Сколько вам было лет, когда вы начали там работать?

О.Лет тридцать.

В.Помните ли вы, в каком это было году?

О.Это было в 1931 году.

В.Вы туда поехали один?

О.Нет, с женой. Я женат, не правда ли? Что случилось с моей женой? Она здесь? О господи! Марта… Марта!

Вдруг он стал бессвязно что-то выкрикивать. Уотермен сказал:

— К сожалению, придется дать ему еще дозу снотворного. Но минимальную. Я не хочу упустить такой случай — узнать о нем как можно больше.

Наркотик подействовал, и больной постепенно успокоился. На несколько минут он впал в оцепенение и, казалось, не мог говорить. Потом он постепенно пришел в себя, и Уотермен возобновил допрос.

В.Вы должны нам помочь, чтобы мы могли помочь вам, — сказал он. Соберитесь с мыслями. Сколько времени вы были женаты перед тем, как переехали в Леоминстер?

О.Меньше двух лет. Марта была медсестрой в чикагской больнице. Ее девичья фамилия Соренсон. Она из Миннесоты. У ее отца ферма, где-то у границы со штатом Северная Дакота. Мы сыграли свадьбу там.

В.Дети?

О.Да, сын, Поль. Теперь я все вспомнил, — он схватился за голову и зарыдал, повторяя: «Где ты, Поль? Где ты, Поль?» Было как-то неловко чувствовать себя посторонним зрителем такого горя.

Уотермен стоял у изголовья больного. Я привык к тому, что он — душа общества, веселый, остроумный, любитель соленых анекдотов. Но Уотермена-врача я еще никогда не видел. Он был спокоен, полон достоинства, и его голос облегчал страдания лучше любого болеутоляющего. Это был сам Эскулап — бог врачевания.

В.Успокойтесь, доктор Коул, — сказал он, — мы хотим помочь вам, только вы можете научить нас, как это сделать. Расскажите что-нибудь об окружной больнице. Вы жили при ней?

О.Несколько месяцев. Затем мы купили заброшенный фермерский дом примерно в миле от больницы. Марта считала, что мы приведем его в порядок, я же не представлял себе, как мы избавимся от всей этой грязи и хлама. Марта могла превратить даже свинарник в уютное жилище. Погодите! Я помню, что перед нашим домом проходило большое шоссе…

Он уткнулся лицом в диван, обхватив голову руками, его плечи задергались.

— Тормоза, — простонал он, — я слышу, как они визжат. Удар! Машина перевернулась. Кровь на бетоне… кровь на бетоне! Я видел ее и ничего не мог сделать, ничем не мог помочь!

Уотермен сделал нам знак соблюдать полную тишину. Было мучительно наблюдать ничем не прикрытую агонию чужой души. Постепенно рыдания стихли, и Уотермен продолжал:

— Не нужно вспоминать все подробности сразу, — сказал он. — Будет лучше, если вы разрешите мне задавать вопросы. Скажите, что это было за местечко, Гудер?

О.Один из городков, рассыпанных по прериям. Он обслуживал нужды окрестных фермеров, но, правда, в нем была фабрика.

В.Фабрика? Какая? Что она выпускала?

О.Я никогда не мог узнать толком. Жители городка… но ведь им верить невозможно. Вы знаете, какие слухи и сплетни изобретаются в таких тихих поселках.

В.Что это были за сплетни?

О.Одни говорили, будто это штаб-квартира бутлегеров, другие — что это подпольный центр производства наркотиков. Во всяком случае, на меня эта фабрика всегда производила тягостное впечатление.

В.Почему же?

О.Это было низкое, обветшавшее бетонное строение времен первой мировой войны. Как-то раз во время прогулки я направился в ту сторону. Мне все время казалось, что за мной кто-то следит, и я не решился подойти слишком близко. Пустырь вокруг фабрики густо зарос колючим бурьяном, ее окружали канавы с зеленой застойной водой. На пустыре валялись разбитые старые автомобили и остовы сельскохозяйственных машин. Казалось, там никто не бывает неделями, но иногда мы видели, как к фабрике в сумерках подъезжал большой автомобиль.