Тем временем подполковник развернул активную деятельность: общался с бывшими сослуживцами, встречался в ресторане с офицерами, служившими на особо важных объектах ПВО, но самое главное — посетил штаб ГРУ, где с ним но указанию начальника ГРУ генерала армии Ивана Серова — старинного покровителя Попова — обсуждались варианты его возвращения в военную разведку.

Поскольку добытые в отношении Попова материалы не вызывали сомнений в том, что он является американским агентом, и учитывая, что он мог собрать важную информацию для передачи противнику, калининскими и московскими чекистами было принято решение задержать Попова во время его очередной поездки в столицу. Это произошло 18 февраля 1959 года на Ленинградском вокзале в Москве. При обыске у него изъяли записную книжку, в которой были домашний телефон Лэнжелли и пароль для вызова его на встречу но телефону, шесть листов специально обработанной бумаги, служившей копиркой для написания сообщений тайнописью, и блокнот, на котором при обработке появился тайнописный текст сообщения, подготовленного для американской разведки.

Одновременно произвели обыск на калининской квартире Попова, где также были обнаружены улики и материалы, свидетельствующие об участии Попова в шпионаже. В частности, инструкция но способам связи с американским разведцентром, дешифровальные блокноты и таблетки для проявления тайнописи, которые находились в специально изготовленных американцами контейнерах в рукоятке охотничьего ножа, катушках с леской для спининга и помазка для бритья. Также был обнаружен пистолет “вальтер” с заряженной обоймой и боевыми патронами к нему».

До сих пор можно встретить утверждение, будто бы офицер СИС Джордж Блейк, работавший на КГБ, способствовал разоблачению Попова. Об этом писатель Монтгомери Хайд пишет в своей книге «Суперагент Блейк». Однако сам Джордж Блейк в мемуарах «Иного выбора нет», вышедших в Москве в 1991 г., опровергает вымысел мистера Хайда. И вот что он пишет:

«Второй случай, приведённый мистером Хайдом, касается подполковника ГРУ (Главного разведывательного управления) Петра Попова, который, я цитирую:

“…первоначально работал в Вене, где добровольно предложил свои услуги американцам, бросив записку на переднее сиденье американской дипломатической машины. Его предложение было принято, и он попал под опеку Джорджа Кисвальтера, офицера ЦРУ, воспитывавшегося в Санкт-Петербурге до революции и свободно говорившего по-русски. За последующие два года Попов передал Кисвальтеру имена и коды около 400 советских агентов на Западе. В 1955 году во время отпуска он вернулся в Москву и, поскольку ГРУ ни о чём не подозревало, был назначен в Восточный Берлин. Однако этот перевод означал, что у ЦРУ не будет возможности поддерживать с ним связь. Попов тоже понял это, написал письмо Кисвальтеру, объясняя в нём свои затруднения, и вручил его одному из членов британской военной миссии в Восточной Германии. Тот передал послание в МК-6 (Олимпийский стадион, Западный Берлин), где оно легло на стол Джорджа Блейка вместе с инструкцией переслать его в Вену для ЦРУ. Блейк так и сделал, но лишь после того, как прочитал письмо и передал его содержание русским, которым потребовалось некоторое время, чтобы отреагировать.

Попов продолжал встречаться с Кисвальтером, но попал под подозрение после того, как передал американцам, что ему предстояло забросить в Нью-Йорк секретного агента, молодую девушку по фамилии Таирова. Сделать это следовало но американскому паспорту, принадлежавшему парикмахерше польского происхождения, жившей в Чикаго, и “потерянному” во время ее визита на родину в Польшу. ЦРУ с некоторой неохотой предупредило о ней ФБР, и девушку окружили столь плотной слежкой, что она это почувствовала и самостоятельно приняла решение вернуться в Москву. ГРУ отослало Попова в Москву, и он обвинил во всём Таирову. Его объяснениям поверили, и некоторое время он, как обычно, работал в Главном разведуправлении. тогда же его связным стал Рассел Ленгрелл, сотрудник ЦРУ и американского посольства в Москве.

КГБ, не спускавший с Попова глаз, 16 октября 1959 г. перешёл к действиям и арестовал его в московском автобусе во время передачи записки Ленгреллу. Последнего тоже арестовали, однако, воспользовавшись дипломатической неприкосновенностью, ему удалось освободиться. А Попову была уготована участь предателей: так же как и его предшественники, он был приговорен к “высшей мере” (согласно газете “Известия”). Он принял страшную смерть: в присутствии его коллег по ГРУ Попова заживо сожгли в топке”.

Я привожу этот отрывок полностью, так как, по-моему, он объясняет, как на самом деле был пойман Попов. Прежде всего я должен заявить, что никогда не слышал о Попове, пока не прочёл о нем в книге мистера Хайда. Не я предупредил советскую разведку, что он — агент ЦРУ. Письмо, врученное им сотруднику британской военной миссии в Восточной Германии, не могло лечь на мой стол: в берлинской резидентуре не я отвечал за связи с этой миссией и с ЦРУ. Письмо должно было пройти по совершенно другому каналу. Во-вторых, очевидно, что в 1955 году советские власти ещё не знали, что Попов — американский агент, а если бы я их проинформировал, как пишет мистер Хайд, они уже тогда были бы в курсе дела. Знай они об этом, то: а) Попову бы не позволили отправлять Таирову в США с секретным заданием; б) не поверили бы его объяснениям, что Таирова сама его провалила; в) не стали бы его держать столько лет в Главном разведуправлении.

Советские власти узнали о работе Попова на ЦРУ просто в результате слежки за Ленгреллом, который, как сотрудник посольства США в Москве и предполагаемый связной ЦРУ, находился под постоянным наблюдением. Они дождались момента передачи Поповым записки и арестовали обоих. Что же касается способа казни Попова, остаётся только удивляться, откуда оп стал известен мистеру Хайду. Происходи всё действительно так, как он это описал — в чём я лично сомневаюсь, — подобный факт держался бы в строжайшей тайне в любой стране, а в столь закрытой, как Советский Союз, особенно».