Шрифт:
Все примолкли; это мне точно не показалось. Первое, о чем я подумала, была Эмили. Что имел в виду Ричард? Что она ему не нужна? Что он ее никогда и не хотел? Я слыхала, иногда люди так себя чувствуют, когда в них стреляют. Никакой боли, только ощущение шока и потери, и понимание, что боль придет.
— Кстати насчет детишек, — сказала я среди общего молчания. — Мне надо позвонить домой. Прошу прощения. — Я вышла из комнаты и нашла телефон, сильнее всего желая оказаться подальше от Ричарда.
Вместо телефона я нашла ванную. Я умылась, заново накрасила губы и побрела вниз по лестнице. Там на меня наткнулась Салли и приподняла бровь.
— Ну?
— Что ну?
— Я полагала, ты пришла, чтобы посмотреть на нее.
— На кого?
— На Лили. Эту загадочную женщину. Все мужчины на факультете в нее влюблены. Разве ты не слышала?
— А она здесь?
Салли оглядела комнату. Большинство присутствующих женщин были мне знакомы.
— Сейчас я ее не вижу. Но минуту назад была здесь.
— И как она выглядит?
— Ну, маленькая, смуглая… привлекательная, наверно. Для тех, кому нравятся подведенные глаза и волосы под мышками.
— Как она одета?
— Кажется, я слышу в твоем голосе не просто праздное любопытство? В блузку, в красную блузку. И синие джинсы. В обтяжку.
— Извини, — сказала я, углядев наконец телефон. — Я должна позвонить домой.
Няня ответила со второго звонка. Эмили спала. Проблем не было. Я сказала: «Ладно, хорошо». Мне хотелось быть дома, с Эмили, мазать ее по животу малиной и чувствовать ее пальчики в своих волосах. Молчание слишком затянулось. Я сказала няне спасибо и повесила трубку.
Я была не в силах подняться наверх. Все равно сейчас там уже форменный мальчишник. Сплошные сальные шуточки и все прокурено. Стеклянная дверь выходила на задний двор. Я шагнула в темноту, вдохнув летний запах скошенной травы и продымленной коптильни.
Там Ричард меня и нашел, когда гости начали расходиться. Я сидела в шезлонге и смотрела на небо Далласа, в котором все лето напролет стоит красное сияние. Что-то связанное с городскими огнями и загрязнением воздуха.
— Чудесное представление, — сказал Ричард. — Просто так взяла вот и смылась, пусть все это треклятое сборище знает, что наш брак дал трещину.
— А он дал?
— Чего?
— Трещину. Наш брак. Мы расходимся?
— Черт, я не знаю. И уж конечно сейчас не время задавать такие вопросы. О, нет, только не начинай. Ну вот как мы будем уходить, когда ты так ревешь?
— Обойдем вокруг дома. Тейлор все равно слишком пьян, чтобы запомнить, попрощались мы или нет. Отвечай на мой вопрос.
— Я же сказал, что не знаю.
— Может, нам стоит это выяснить.
— Это еще что должно значить?
— Давай сделаем, как поступают все люди в таких случаях. Поговорим с консультантом или что-нибудь в этом роде.
— Ладно.
— Ладно? И это все? Просто «ладно»?
— Ты же на этом настаиваешь, не я.
— Замечательно, — сказала я, почувствовав вдруг головокружение, словно оказалась на краю обрыва. Неужели я правда делаю что-то необратимое? Только Эмили меня удерживала.
Потом я снова посмотрела на Ричарда и подумала: неужели я действительно хочу, чтобы этот человек был ее отцом?
— Замечательно, — повторила я. — Давай уедем отсюда.
Моя лучшая подруга Дарла разводилась два раза. Она мне посоветовала миссис Мак-Набб.
— О боже, — сказала я. — Это же будет так дорого. А она в самом деле поможет?
— Какое тебе дело до помощи? — ответила Дарла. — Это шаг номер один в том, чтобы избавиться от дрожи в коленках. Дальше пойдет легче, поверь мне. Разводиться во второй раз мне было не труднее, чем — ну скажем, шесть месяцев провести в гипсе.
В понедельник я долго сидела перед телефоном. Я взвешивала хорошие и дурные стороны нашего брака, бросая на чаши весов все, что только могла придумать. Все, что оказалось на хорошей чаше, было связано с деньгами: дом, страховка Ричарда, финансовая обеспеченность. Этого было недостаточно.
Нам назначили время для визита на следующее утро. Когда я в понедельник вечером сказала об этом Ричарду, он выглядел удивленным, словно забыл всю ту ужасную сцену. Потом пожал плечами и сказал: «Ладно, как хочешь».