— А кто первый ушел?

— Он, — Гриша качнул головой в сторону Васи. — Он сказал, что ему пора домой. Он был совсем пьяный.

— А вы с Петрухой, выходит, остались? — спросил я.

— Да, — ответил Гриша. — Мы остались.

— И что вы делали? — задал я новый вопрос.

— Мы остались допивать водку, — произнес Гриша. — Из четвертого пузыря. Не пропадать же добру!

— Из четвертого? — вскинул голову Вася. — Откуда взялся четвертый пузырь-то?

— Так Петруха потом бегал, — посмотрел на друга Гриша. — Просто ты уже хороший был и ни хрена не помнишь.

— А-а, — протянул Вася обиженно с таким видом, как будто всем налили по стакану, а ему только три четверти…

— А много еще оставалось водки? — посмотрел я на него.

— Да так… — отмахнулся Григорий. — По полстакана на рыло.

— А я чо, отказался пить? — вмешался в разговор Вася, удивленно посмотрев на Гришу.

— Ты не соображал уже, — отмахнувшись, ответил ему Гриша. — Мы с Петрухой уговаривали тебя остаться. Мол, допьем водку и вместе почапаем, но ты уперся: надо, мол, домой, и все тут. Дескать, жена меня ждет. И ушел…

— Странно, — в задумчивости произнес Вася. Когда же это такое было, чтобы от водки отказался!

— То-то и оно, — сказал Гриша. — Но ты когда упрешься, особенно когда сильно выпивши, то все. Как танк. С места тебя не сдвинешь.

— Это да, — согласился Вася и печально поник головой. Очевидно, ему стало жалко, что он тогда не остался с Гришей и Петрухой…

— Хорошо, — подвел я черту под судьбою четвертого пузыря. — Вы допили водку, а что дальше-то было?

— Покурили малость, — сказал Гриша. — А что еще делать-то?

— А дальше?

— Тоже пошли по домам…

— А кто ушел первый: вы или Петруха? — задал я главный вопрос нашей беседы.

— Я, — не очень уверенно произнес Гриша. — Кажись.

— А точнее? — попросил я.

— Ну, я тоже был хорош, — ответил Гриша.

— Это я понимаю, и все же? — требовательно произнес я.

— О! — Гриша встрепенулся и победно посмотрел на меня. — Вспомнил! Мы пошли вместе, но Петруха вдруг вернулся и сказал, чтобы я подождал его на улице.

— А зачем, объяснил…

— Не помню, — ответил Гриша.

— То есть он вам не сказал, зачем ему нужно было вернуться к Санину? — спросил я.

— Может, и сказал. — Гриша снова, похоже, что-то вспомнил. — Точно! Петруха так и сказал: дескать, ему нужно вернуться к Игорю Валентиновичу, чтобы… Подожди, мол, меня на улице.

— А для чего остаться-то? Чтобы поговорить о чем-то? Чтобы попросить автограф? — немного разнервничался я.

— Он сказал «чтобы» и поднял палец, — сказал Гриша.

— Вот так? — я нервно сжал кулак, поднял указательный палец вверх и приблизил его к лицу мужика.

— Так, — кивнул Гриша.

— И вы подождали? — задал я новый вопрос.

— Да, — ответил Григорий и задумался. — Но, кажись, не дождался…

— Так вы дождались или не дождались Петруху?

— Н-не помню, — ответил Гриша. — Мы сколько выпили…

— Ясно, — подытожил я. — А Санин изрядно был выпивши?

— Ну, он еще до нас был малость датый, — ответил Гриша. — Но когда я уходил, на ногах он стоял нормально вроде…

— Понял, — подвел я итог уже всей нашей беседе. — Спасибо за помощь. Если вдруг понадобится, можно будет еще к вам прийти?

— Подходи, — разрешил Гриша, ухмыляясь. — Таксу ты уже знаешь… — он посмотрел на Васю, и тот согласно кивнул:

— Тыща… Без проблем!

Кафе «Мечта» на Садовнической — скорее, ресторан, нежели кафе. Дорогонько, конечно, но разик-другой в месяц посетить это заведение вполне позволительно. Мы выбрали зал поменьше, уселись на диванчики друг против друга и сделали заказ из пары салатиков и по фирменному блюду. В иное время можно было бы разместиться на большой летней веранде, но нынешняя весна не похожа на классическую. Какая-то скандинавская, что ли…

Разговор начали, когда нам принесли заказ. И то не сразу, поскольку оба были голодны, усиленно налегли на мясо. Первым начал Коробов…

— Значит, ты ведешь собственное расследование убийства Санина? — хмыкнув, спросил Володя.

— Я лицо подневольное… Поручили, и веду.

— Особой исполнительностью, насколько мне известно, ты никогда не отличался, — наполнил фразу иронией Володя. — Выслушивал распоряжения начальства, истово кивал головой и делал серьезные глаза, соглашаясь для видимости, еще и верноподданнически каблуками щелкал, а сам делал все по-своему.