Шрифт:
— В детприёмнике давно был? Оброс здорово.
Волосы падали на оранжевые кафелины. Ромка сидел поджав ноги, слушал жужжание бритвы и смотрел в пол. Ему казалось, что такой оранжевый пол должен пахнуть апельсином.
— Зачем ты со мной возишься?
— Что? — Олег выключил бритву. — Мне скучно. Голова болит. И бессонница… Залезай в ванну. Мойся, а я что-нибудь поесть приготовлю. Чистые вещи на стиральной машине. Полотенце жёлтое возьми. Мыла не жалей.
— На шампуне ты уже сэкономил, — Ромка кивнул на отрезанные волосы.
В бескорыстие Олега он не верил, но решил, раз уж к нему попал, хотя бы помоется от души. Он вышел из ванной только через час, розовый, благоухающий, в трусах до колен и Олеговой футболке.
В огромной кухне всё сверкало, сияло: лампочки, бра, кастрюли, стаканы и рюмки, плита с красными раскалёнными блинами. У Ромки даже глаза заслезились от блеска.
— Шикарно живёшь, — Ромка уселся на табуретку с металлическими ножками и мягким кожаным сиденьем.
— Много еды сразу не дам, — предупредил Олег. — Знал я одного мальчишку, который объелся и умер от заворота кишок.
— Я в курсе, — отмахнулся Ромка, наворачивая за обе щёки картошку с мясом. Немного насытившись, он решил завести светскую беседу. С осуждением глянув на Олега, лениво ковырявшего вилкой в тарелке, он поинтересовался:
— Детдомовец ты, что ли? Один живёшь? И бабы нет. Зачем тогда такие хоромы?
Олег улыбнулся:
— Я и сам иногда думаю: зачем? А детдомовцем быть не обязательно. Родных теряют и взрослые.
— Сколько же тебе лет, если ты всех пережил?
— Тридцать восемь.
— Уф! Какой старый, — Ромка покрутил головой. — По тебе не скажешь.
Он всмотрелся в бледное лицо Олега, худощавое, жестковатое: острые скулы, крепкий подбородок, чуть впалые щёки, глаза синие, глубокие, даже слишком.
«Наверное, как та самая Марианская впадина», — вспомнил Ромка, что когда-то учил в школе. Только глаза и вертикальные морщины у губ выдавали его возраст.
— Заведи бабу. Говорят, от них веселее.
Олег рассмеялся.
— Нет, не зря я тебя приволок. Развеселишь кого хочешь.
— Я, вообще-то, не клоун. Может, тебе сплясать вприсядку? — Ромка скривил губы.
— Так я и сам сплясать могу. Гопака. Только вряд ли станет легче. А жену… Был помоложе, служил в армии. Денег не было, общага. Жену привести некуда.
— Теперь есть куда, а уже в лом, — подсказал Ромка.
Олег снова рассмеялся, но вымученно.
— Я в некоторые комнаты, наверное, год уже не заходил. Домработница там убирается. А я как приду вечером, один маршрут: ванная, кухня, спальня. Вот и всё.
— Девку заведи, — Ромка нацепил очки. — А ещё лучше двух. Они и комнаты освоят, всё тут вверх дном перевернут.
— Что-то ты не по годам свёрнут на женском поле. Девка, конечно, хорошо, но меня одна такая обокрала и вообще. Из-за работы некогда романы крутить.
— Какая у бандитов работа? — прыснул в кулак Ромка.
— Да я в принципе не бандит, — пожал плечами Олег. Он достал из массивного холодильника бутылку водки, оглянулся на Ромку и захватил с полки ещё пакет молока.
— Ты всё-таки мент? — сник Ромка. — Что это менты разбогатели? Такая квартирка…
— Я охранник, — Олег налил в рюмку водки, в высокий стакан — молоко. — Водки тебе не даю, хотя, думаю, ты пробовал.
— Терпеть её не могу, — скривился Ромка и потянулся к стакану с молоком. Выпил залпом и облизнулся. — Интересно, кто твой шеф, если он за охрану такие бабки платит?
— Один чиновник… важный, — добавил Олег, опрокинул содержимое рюмки в рот, поморщился и пояснил: — Снотворное. Сплю, понимаешь, плохо. Нервы, как я не знаю что.
— Заметно, — сыто икнул Ромка. — Замков и засовов у тебя штук тридцать? Ты же охранник. Пушка настоящая есть.
— Как это ни странно, я только так могу расслабиться. Не боюсь никого, просто от людей устаю. Хочется от всех отгородиться, хотя бы дверями. Чего ухмыляешься? Ты, между прочим, тоже людей сторонишься. Обычно беспризорники в стайки сбиваются, на вокзалах пасутся и на рынках. А ты прям рак-отшельник.
— Тебе скучно и мне скучно. С ними. Воровать я не могу. Я бы и рад, но зрение плохое. Засыпался однажды, еле ноги унёс. Свои же отметелили, потому что в общий котёл ничего не принёс. Клей нюхать не люблю, у меня от него такие мерзкие глюки, а потом рвёт целый день. И мозги от него сами как клей становятся — вязкие, тупые. А мне мозги ещё нужны ясные.