Джулиус почти не отрываясь смотрел на гипнотические движения хрупких рук, колдующих над едой.

«…еще что-то можешь сделать, как-то исправить… попросить прощения», – всплыло в сознании. Именно «исправить» и «попросить» требовало беспокойное живое сердце. Парадокс: все то, что презирала в нем Фолия, Мария – любила! А в итоге не угодил никому, только что было растерял.

Натан бревном лежал поперек кровати, но это не мешало, ведь спать все равно не хотелось. Руфус боялся признаться самому себе, что мир вокруг в один момент встал с ног на голову. Тангл доплелся до кресла и сел.

Отражение в стенном зеркале будто не принадлежало ему. Чужое изможденное лицо смотрело с укором. Ой, не таким Баламут Тангл привык видеть себя.

Когда мысль о гибели Маркуса улеглась в голове, накатила неподъемная тоска. Невольно вспомнилось, что Штэйнфол сам потерял своего наставника и так же многое после этого переосмыслил. Даже попытался наладить отношения. Безуспешно. Наверное, еще поэтому так удивляло, что, вопреки всему, Варлоу согласна простить и принять. Совсем недавно девочка с пугающим удовольствием уничтожила его глазок-шпион, прекрасно понимая, что причиняет боль. А Натан все равно оказался прав.

Руфус выпрямился и потянулся. Эта нехитрая процедура всегда помогала ему восстановить внутреннее равновесие. Трогать связного смысла не было. Оставив вещи, Сэр Тангл бесшумно выскользнул из комнаты и полетел вперед по коридору, стараясь держаться под самым потолком, чтобы ничего не задеть.

Горевать по Маркусу глупо, но и радоваться его смерти что-то не тянуло. Руфус чувствовал себя застывшим в воздухе между молотом и наковальней. Предстояло решить, как относиться ко всему этому.

Сапоги коснулись пола перед высокими каменными дверьми; надписи на них Руф читал неоднократно, поэтому не мешкая приложил руку к едва заметно гудящей поверхности.

– Я готов взглянуть в глаза прошлому, – произнес он, и створки медленно, точно нехотя, поползли в стороны.

Все-помню Галерея уходила вниз под уклон и заканчивалась пустой стеной, закрытой тяжелой иссиня-черной бархатной занавесью, расшитой серебряными звездами от огромных до крошечных. По боковым стенам тянулись вереницы счастливо-улыбающихся детских портретов, заключенных в разномастные рамочки.

Эта галерея сама решала, что ей повторять эхом, а что оставить без внимания. Так шаги будто утопали в вязкой тишине, но стоило выкрикнуть имя, как его подхватывали многие и многие голоса.

– Штэйнфол Маркус Адам, Танцор! – Галерея отозвалась звонким эхом.

Занавесь дрогнула и распахнулась. По пустой стене быстро скользила картина в простой черной рамке, пока не остановилась напротив Руфуса. Здесь Штэйнфолу четырнадцать, не больше. Живые карие глаза, открытая детская улыбка, темные густые волосы, зачесанные назад, бледная родинка над левой бровью, – сколько раз Тангл приходил к этому портрету…

«Я ненавижу тебя, Маркус», «я презираю тебя, Маркус», «ты чудовище, Маркус», – столько слов обиды было сказано в никуда. Теперь же хотелось просто попрощаться, признать свою боль и смириться с ней.

– Тангл Руфус, Танцор! Уиквилд Дайна, Танцор! – приказал он.

Картины за спиной зашевелились, пропуская к центру еще два портрета. «А я и забыл, что Дайна носила бант», – в груди немного потеплело.

Руфус всматривался в собственное лицо и думал, с какими чувствами сюда придут его девочки, когда сам он вернет жизнь Призме? Если еще сегодня утром Баламут Тангл был мальчишкой, то теперь больше нет. Может, это какой особо извращенный вид самообмана или позерства, но он чувствовал себя если не старым и мудрым, то сильно повзрослевшим, однозначно.

Оставалось собраться с духом и признаться себе в главном: каким бы ни был Маркус, только он, Дайна и Найджел – самые близкие и дорогие люди. Хотя этот короткий список нуждался в некотором пересмотре. Теперь в нем появились два новых пункта.

Именно поэтому Руфус развернулся на каблуках и поспешил к выходу из галереи. Горгульи горгульями, но все же лучше патрулировать стену самому: если дивный Борджес действительно так все четко распланировал, сейчас наверняка уже понял, что слепое пятно никуда не денется, и ищет новый способ добиться желаемого результата.

– Для меня есть распоряжения, Сэр? – Натан отделился от стены и поклонился.

– Ты же спал? – Пойманный на сентиментальности, Руфус застыл перед сомкнувшимися за ним дверьми. – Не хотел тревожить.

– Хорошего слугу обижает пренебрежение его талантами. – Связной выпрямился.

– Я собирался сделать пару кружков над замком, – замялся Руф.

– Что-то случилось, Сэр? – Вопрос в лоб требовал прямого ответа.

– Да, – выдохнул Тангл. – Погиб мой наставник.

От этих слов в горле сделалось горько, а в груди тесно.