– Согласен, Петр Никитич. Пусть идет, - наклонил голову в знак согласия Шестаков.
– Так и ответьте ему.

Впереди, в бледно-серой утренней дымке, далеко вдаваясь в море, маячили черными бесформенными глыбами гранитные скалы полуострова Рыбачьего. Ни одного белого пятнышка. В последние дни июня стояла невиданная для Заполярья жаркая погода - и весь снег согнало подчистую. Обычно он залеживался в расщелинах скал до июля, а в иные годы не стаивал и все лето.

Дул порывистый, не по-июльски холодный норд-ост. Он гнал с океана тучи, похожие на густой дым, в середине темные, почти черные, по краям бледные и жидкие. Моряки Севера знают: это самый верный признак того, что погода скоро совсем испортится и начнется затяжной, с короткими перерывами дождь. Североморцам знакома «кухня погоды». Служба в Арктике многому их научила.

– Как барометр?
– поинтересовался Шестаков у вахтенного офицера.

– Падает, - ответил тот.
– Быстро падает.

«Недурно, - подумал про себя командир, - нам хорошенький штормик сейчас не помешает».

«Штормик»! За этим ласковым словом стояли многие опасности и трудности. Но в войну шторм нередко бывал другом североморцев, помогая морякам бить врага. В плохую погоду, когда фашисты менее всего ожидали нападения, наши подводные лодки и торпедные катера лихо налетали на вражеские конвои, проникали в базы противника и топили его транспорты и боевые корабли прямо у причалов. И «хорошенький штормик» помогал им в этом.

На флагмане подняли сигнал «люди» [2] . Корабли разворачивались влево. Десант приближался к месту высадки.

– Уже скоро...
– негромко произнес Шестаков.
– Подходим...

Стрельник передал свой бинокль вахтенному офицеру и подошел к командиру.

– Пройду-ка я на боевые посты, Лев Александрович. У тебя есть какие-нибудь указания?
– спросил он.

Шестаков в ответ отрицательно покачал головой, продолжая вглядываться в темноту, скопившуюся у прибрежных скал. Очертания сопок становились все более отчетливыми; уже можно было различать границы лощин и отлогие подъемы гор.

Сойдя с мостика, комиссар направился к комендорам. У носовой пушки находился по готовности номер один орудийный расчет Георгия Бессонова. Старшина молодцевато доложил:

– Орудие к бою готово!

Стрельник оглядел людей, потом подошел к пушке, открыл и закрыл замок, попробовал, как вращаются маховики вертикальной и горизонтальной наводки.

– Внимательно следите за командами, - предупредил он матросов и старшину.
– Каждую секунду будьте наготове! Подойдем почти к самому берегу. Если потребуется огонек - дайте так, чтобы фашисты и на том свете вас вспоминали!

Посмотрев на море, Стрельник ткнул рукой в сторону Рыбачьего и взволнованно сказал:

– Трудно сейчас там. Фашисты напролом лезут, не глядят на потери. Торопятся захватить Мурманск, уничтожить наш флот. Всех нас...

– Да, трудно там, - подтвердил Бессонов и умолк.

Наступила тишина. Несмотря на шумные порывы ветра, было хорошо слышно, как мерно, спокойно работают машины, глухо стучат в борта волны и над палубой отчетливо звучат похожие на взлет голубиной стаи короткие всплески корабельного флага, развевающегося на сильном норд-осте.

Комиссар первым нарушил молчание.

– Вы знаете цель нашего похода? Мы спешим на помощь своим боевым товарищам пехотинцам. Мы не пустим врага в Мурманск!
– сказал он гневно и твердо. И слова эти прозвучали как призыв, как клятва.
– Берег уже рядом, - комиссар взглянул на приближающиеся сопки.
– Будьте начеку, матросы!

В машинном отделении комиссар появился в тот самый момент, когда там завязался разговор о письме, которое Александр Косач получил от родителей из Белоруссии.

– Что пишут?
– спросил Стрельник.

– Урожай в этом году больно хороший... Только успеют ли убрать. Фашисты здорово лезут. Батька так вот прямо и пишет, - сокрушенно покачал головой матрос и протянул письмо Стрельнику.

– Да, едва ли успеют...
– взяв в руки тетрадочный листок, исписанный неровными каракулями, с грустью сказал Стрельник.
– Жалко... Наше богатство пропадает, советское. Труд народный...
– и, положив руку на плечо Косача, глухо произнес: - Бой скоро, матрос. Дадим фашистам жару!

– Мы что... Наше дело такое - внизу сидим, не стреляем...

– Ход корабля в бою - это тоже вроде главного калибра. От машинистов многое зависит. Особенно сегодня.

– Все будет сделано, товарищ комиссар! На машинистов можете положиться, - отчеканил старшина Александр Смирнов.

– Сохрани, - передал письмо Косачу Стрельник.
– Обязательно сохрани, матрос.

Комиссар поспешил на камбуз. «Утро сегодня трудное, и ночь была нелегкой. Устал народ, - думал он, поднимаясь по трапу.
– Что там кок на завтрак готовит... Усилить, пожалуй, придется...»