— Только не говори, что ты собираешься надеть это, — простонала пораженная Бекки. Амбер покраснела. Они были в «Селфриджис».

— А в чем дело? — спросила раскрасневшаяся Амбер. Сама она была довольна тем, как изменился ее вкус после пребывания в Нью-Йорке.

— Это смешно. Тебе двадцать шесть, а не сорок пять. Правда, Амбер.

Бекки отняла у нее раскритикованные вещи и повела к следующему ряду одежды.

— Ты хочешь, чтобы этот мужчина заметил тебя или нет?

— Я этого не говорила… — выпалила ошеломленная Амбер.

— А тебе и не надо было. Как насчет бикини?

— Я еду работать, Бекки. Это далеко не отдых.

— Я понимаю. Твои шансы привлечь его внимание в этом ничтожны, — она презрительно махнула рукой на те вещи, что взяла Амбер, — это все равно как если бы ты пришла на встречу в мешке. Давай же, покажи свою фигуру. Тебе есть чем похвастаться, ты же знаешь.

Амбер налилась краской еще больше.

Танде одним из первых вышел из самолета. Он быстро сошел вниз по трапу к уже ждавшей его машине, оправляя пиджак на ходу. Даже в восемь вечера температура не опускалась ниже тридцати градусов.

— Добрый вечер, месье, — поприветствовал его Маджид, шофер.

Он кивнул в ответ. Как было хорошо оказаться дома. В этот раз он был в отъезде целый месяц. Машина выехала с территории аэропорта и скоро затерялась в вечернем потоке машин, направляющихся в центр города. Когда они оставили позади Мост короля Фахд над вялым и грязно-бурым Нигером, он выглянул в окно посмотреть, как город медленно оживает. Была середина рамадана — пост закончился пару часов назад, и теперь город приходил в движение. В магазинах толпилось много людей, в дешевых придорожных палатках, где продавали маленькие коробочки с рисом и чаг-чаг, тоже вовсю кипела работа. Они повернули на проспект Аль-Кудс и направились к дому Танде на Ипподроме, рядом со старой частью города. Когда они миновали два знакомых Танде отеля, «Диене» и «Ле Релакс», он почувствовал себя дома. Они проехали Миссиру, стадион и повернули на его улицу. Снаружи стояли два охранника. Один, недавно принятый на работу, подошел к машине и нагнулся к ним.

— Кто вам нужен? — спросил он по-французски, на плече, словно сумка, висел АК-47.

— Идиот, ты что, не узнаешь? — шикнул на него водитель. Охранник отпрыгнул назад и отозвал своих людей в сторону. Он вдруг принялся старательно прокладывать дорогу машине, крича остальным: «Открыть ворота! Закрыть ворота! Открыть двери!» Танде даже улыбнулся, когда выходил из машины. Наконец-то дома. Воздух был сухой, но еще не пыльный. Сезон дождей как раз недавно прошел. Он остановился на несколько секунд на веранде, чтобы вдохнуть сладкий запах жасмина, который так бережно выращивала его мать, следя за тем, чтобы садовник поливал его каждый день. Веранда, простирающаяся на все три комнаты бунгало, была уставлена огромными полированными глиняными горшками — в одних был благоухающий жасмин, в других росли пышные фиолетовые гибискусы и крохотные, еще нераспустившиеся розы. Мандиа постоянно привозила семена из Европы, поставив перед собой цель разбить сад. Танде улыбнулся при этом воспоминании. Если бы не его мать, то все бы здесь выглядело таким же, как тогда, когда он переехал сюда почти год назад. Благодаря ее усилиям появились условия для проживания. Он толкнул тяжелую переднюю дверь, почувствовав, как она скрипнула под рукой. Похоже, ее не открывали добрых несколько недель. Ламин, его слуга, жил в пристройке сзади дома и приходил сюда каждый день через кухню. Танде бросил сумку на полированный деревянный пол и нащупал рукой выключатель. Мгновение, и комнату залило светом. Он осмотрелся. Это была уютная, довольно просто обставленная комната. Мандиа избавилась от стандартной мебели, что осталась в доме после продажи. Она повесила длинные шторы цвета индиго с рисунком с Берега Слоновой Кости и обошла все местные рынки в поисках изящной мебели из красного дерева. Две длинные софы, покрытые серыми покрывалами, стояли в центре комнаты напротив друг друга, а между ними находился резной журнальный столик; в одном конце комнаты были книжные полки, а в другом — длинный светлый деревянный обеденный стол, который Мандиа мечтала там видеть — и добилась своего, уговорив местного плотника сделать такой.

Танде прошел через гостиную в кухню и открыл холодильник. Ламин знал о его приезде; на полках холодильника лежали несколько бутылок холодного пива «Касл» и накрытое блюдо с едой. Он вынул пиво, снял галстук и вернулся в гостиную. Охранники аккуратно поставили его чемоданы рядом с дверью. Утром Ламин откроет их и разберет вещи. К следующему вечеру все будет висеть на своих местах в гардеробе, вычищенное и выглаженное. Самая настоящая холостяцкая жизнь. И ему это нравилось. Несмотря на то что мать изредка высказывалась по этому поводу.

На следующее утро он проснулся рано и некоторое время оставался в постели, удивленный увиденным вокруг. Ранний призыв на молитву разбудил его. На часах — пять утра. На улице кричали петухи, и кто-то открывал шкафы на кухне; Ламин был занят приготовлением завтрака. Конечно. Рамадан. Ведь он дома. Он откинул тонкую льняную простыню и пошел в душ. Он выехал, как раз когда начался пост, поэтому был освобожден от него. Две недели до конца Ураза-байрама. Он встал под едва теплый душ. Эту идею он тоже воплотил в жизнь по приезде из заморских стран — водяные насосы. Мягкий напор воды не производил должного эффекта. Необходимо что-то более бодрящее, чтобы быть готовым к предстоящему дню.

Ровно в семь пятнадцать Маджид подогнал машину к дому и уже ждал, предварительно открыв двери. Танде схватил портфель и, читая заметки, сел на заднее сиденье. До министерства они ехали совсем недолго, всего двадцать минут. Впереди был тяжелый день, один из тех, когда едва успеваешь глотнуть воды. Он утер лицо рукой. Сегодня он сделает первый шаг на пути к осуществлению их проекта. Дочь Макса, журналистка, — они виделись пару раз — должна будет приехать через несколько недель в Бамако, как раз после окончания Рамадана. Хорошо, что это была не другая его дочь, он улыбнулся. Ему пришлось едва ли не скрываться от нее на том вечере в честь Макса четыре года назад. Он фыркнул. Если их проект потерпит неудачу, не успев начаться, то только из-за дочерей Сэлла. Это было характерной чертой всех богатых европейцев, особенно таких, как Макс. Им все дозволено: бизнес, жены по всему свету, взятки… все всегда под контролем. Но не их дочери. Они непредсказуемы, но и неприкосновенны. За десять лет работы с европейцами Танде понял, что это правило. Однако приезжает не та сексуальная младшая дочь, а другая — серьезная, сдержанная. Он не мог точно вспомнить, как она выглядела — высокая, стройная, с очень короткими волосами. Похожая на мальчишку, вспомнилось ему.

Машина въехала на территорию здания парламента. Как только они остановились, тут же подоспели часовые в формах. Танде вышел, поправляя галстук. Он решил надеть костюм; сегодня ему предстоит много говорить и доказывать, поэтому он должен соответствовать западному стилю и манере европейцев вести дела. Ему было некомфортно ходить в костюме в Бамако — чертовски жарко, — но он знал, что, когда ему некомфортно, он будет выступать еще решительнее и строже. Танде не мог позволить себе ни одной ошибки. За столом многие бы хотели, и он знал об этом, видеть, как этот заносчивый молодой человек сделает ошибку или оступится. И на этот раз поблизости не будет его отца, чтобы помочь ему и выручить. Сейчас он был сам по себе. Он подхватил свой кейс и прошел в холл.