Тихий шорох шагов вспугнул затянувшееся молчание. К забаве Элоди и к досаде Этьенна на тропинке показалась Лоретт, которая, заметив Этьенна, слегка побледнела. Он поспешил ретироваться, любезно объяснив Лоретт, что должно быть, успел утомить её сестрицу.

Элоди насмешливо кивнула, соглашаясь, чем окончательно взбесила его.

Нельзя сказать, чтобы мадемуазель Элоди после этой несколько сумбурной беседы сделала вывод о том, что мсье Этьенн неравнодушен к ней. Скорее, она была склонна предполагать, что граф устал от безделья и не знает, куда себя девать. Это вполне соответствовало тому представлению, что у неё уже сложилось. Праздный бонвиван и повеса, человек без твердых нравственных устоев, пустой и суетный. Правда, ему удалось немного смягчить её душу, чему способствовали слова Клермона, но он по-прежнему не нравился ей.

Однако, дни проходили, и Элоди не могла не заметить его частых и совершенно беспричинных посещений, приглашений на прогулки, которые она неизменно отвергала, нелепых попыток привлечь её внимание.

Сам Этьенн по ночам в ярости сжимал подушку, разрывая наволочки, от безумного желания сводило зубы, он в яростном исступлении метался по постели, а утром — больной и истомлённый, — неотступно, как тень, бродил за ней. Он ничего не понимал, но покорился этому необъяснимому и магическому обаянию. Он не понимал, что с ним, но уже не мог без неё. Он должен был видеть её ежеминутно, она была… нужна ему. Теперь Этьенн и мысли не допускал о том, чтобы получив Элоди, как намеревался вначале, унизить и отвергнуть её. Слишком дорого она ему доставалась. Впрочем, временами Этьенн чувствовал, что ненавидит Элоди. Сны его проступили новой гранью — женщина-статуя его прежних сновидений теперь открыла свои полусонные глаза — хрустальные глаза Элоди. Он узнал её… теперь узнал. Но взгляд был убийственно-холоден и безжалостен, так он сам смотрел когда-то на… на кого? Он забыл и имя…Elodie… ma maladie…

Встречаясь с ней, он с трудом улыбался и жалобно просил:

— Ну, скажите же хоть что-нибудь, мадемуазель Элоди.

— Сказать правду или солгать?

— О, только не правду…

— Я так рада вас видеть… — с вымученной улыбкой проговаривала она.

Однажды Этьенн заметил, что Элоди, поспешно уйдя в замок — её звала Лоретт, оставила на скамье крохотный бархатный мешочек, видимо, с каким-то рукоделием. Поспешно подобрал, радуясь поводу встретиться с ней и вернуть его. Но заглянув в него, был ошеломлен ещё больше — там была маленькая икона Спасителя, в тёмном деревянном окладе, недорогая и старая. Этьенн положил её в карман и едва отошёл к Дальней Башне, заметил, что она вернулась к скамье и ищет иконку, заглядывая под скамью и внимательно глядя по сторонам на землю. Он не вернул образок, иногда по ночам доставал его, прижимая к губам вещь, которую она держала в руках, которая была дорога ей.

Теперь Элоди заметила происходящее с ним — и была неприятно поражена. Ей претили и его пугающая страстность, и проступившее безумие, острое неприятие вызывал даже запах его тела, казавшийся ей мускусным и душно-приторным.

Он сумел досадить ей и ещё одним способом — причём, без намерения, когда вечером, на закате, нашёл её на балконе, среди роскошных пальм и тропических растений, бывших гордостью мсье Гастона. Элоди уединилась с книгой и вспоминала последнюю встречу с Арманом. В этой мягкой любви-понимании не было той греховной отчуждённости и жуткой притягательности, что напугала её когда-то в любви к отцу Леграну. В ней были небесная свобода, свет и Божье благословение.

Неожиданно появившийся Этьенн был самым неприятным из возможных визитёров. Он не то чтобы искал её в замке — просто теперь всегда оказывался там, где была она. Элоди молча подняла глаза, разглядывая его с вялой тоской. Боже мой, неужели это опять он? Она не могла понять сестру: как можно было сходить с ума из-за этого неприятного человека? Если когда-то, при первом знакомстве, Этьенн и показался красивым — это впечатление давно рассеялось. Она видела только признаки порочности — хищный оскал усмешки, высокомерие в глазах и жестах, похотливость и страстность движений. И этот человек говорит ей о любви?

Её передергивало от брезгливости.

Этьенн был в отчаянии. На эту женщину не действовал ни один из стократно испытанных и безотказных приёмов. Он поначалу привычно играл влюблённого, но она откровенно скучала, он перестал играть, потеряв покой и сон — но она все так же откровенно скучала и ждала, когда он уйдёт. Этьенн не понимал причин, но осознать до конца, что его просто не любят — был не в состоянии. Её душа принадлежала другому — но этого он не знал, но узнал бы — не поверил. У него нет и не может быть соперников. Но едва Этьенн заговаривал о любви, Элоди только морщилась.

Этьенн ослабел и внутренне сломался. Ему было свойственно пренебрегать тем, что ему предлагали и гнаться за тем, в чем отказывали. Он уже был готов дать этой женщине своё имя, титул, состояние. Она тяжело вздыхала, качала головой, уверяя, что не может ответить ему взаимностью, и его чувства не вызывают отклика в её сердце. Он пренебрёг её сестрой, пусть и в приватной беседе, но презрительно отозвался об их семье — а теперь предлагает ей себя и ещё смеет говорить о какой-то любви? Скольким до неё он говорил это? Правда ли, что он публично ославил мадемуазель***, опозорил мадам***, замешал в скандал графиню***? Последний скандал обессмертил имена его участников почти на полгода. Им он тоже говорил о страстной любви? Не расскажет ли он ей подробности этих скандальных историй?

— Элоди, я, возможно, жил неправедно, но вы можете исправить меня…

Про себя она подумала, сообразуясь с известной поговоркой, что горбатого исправит только могила, но вслух заметила, что не может представить себе чуда, которое исправило бы его.

— Пусть это будет чудо вашей любви…

— Таких чудес не бывает, — уверенно и жестко предрекла Элоди, стараясь не дышать: тяжелый мускусный запах, исходивший от него, был сегодня просто непереносим.

Этьенн бесновался. Любовь оказалась сильнее даже его самолюбия: он любил ту, что откровенно презирала его. Каждый Казанова рано или поздно обречён наткнуться на девицу Шарантон, как расплата за суетность распутника настигает худшая из кар — любовь. Этьенн невольно понял те погасающие, меркнущие от непереносимой боли взгляды женщин, когда он безжалостно покидал их, но сам переносить такую боль не мог.