И вновь мы не сговариваясь приближаемся. Почти синхронно. К окну. Вглядываемся через узкие полосочки жалюзи.

Благочестивая Марта. Уже в узко обтянутых светлых брючках и крохотном топе. Открывающем полоску ее загорелого тела. Положила свою голову на грудь этому атлету. И он все крепче и крепче прижимает ее к себе.

Локарев уже не мечиться. Уже не пытается оправдать. И как мне показалось – уже не любит.

– Как трогательно, – его единственная реакция на увиденную идиллию. – Они удивительно подходят дуг другу. И как я только раньше этого не замечал.

– Что ты будешь делать, Локарев? – вторя его тихому спокойному голосу, спрашиваю я.

– Что? – он недоуменно захлопал ресницами, словно удивляясь, как я не понимаю таких очевидных вещей. – Что я буду делать? Я его убью, девочка.

Фу! Этого еще не хватало. Локарев пребывал в каком-то полубреду. Во сне. Которое мне так хорошо было известно.

– Это глупо, Локарев. Выслушай меня. Я прошу тебя. У нас мало времени на объяснения. Но прошу тебя. Не делай этого. Ну и что из того, что ты его убьешь? Но сколько еще останется людей. Заинтересованных в твоей смерти? Ты что, тоже собираешься умереть? Но это же глупо!

– А зачем мне жить? Может быть, ты скажешь, зачем? И как?

– А как я живу, Локарев? И раньше… Я тоже думала – главное отомстить! А потом и самой можно отправиться на тот свет. Но теперь… Нет, я не собираюсь этого делать. Я собираюсь жить, Локарев. И очень долго. Я ничего дурного в жизни не сделала. И я имею право жить. И если я отомщу, то не ценой своей головы. Моя голова еще пригодиться в этой жизни. И я не собираюсь ее терять из-за какого-то подонка.

– Отомстить? Кому, девочка? Я что-то не понимаю кому ты собираешься мстить.

Я молча протянула ему стопку писем моей матери. Он недоуменно повертел его в своих руках. Так ничего и не понимая. Ему эти письма ничего не сказали.

– Это письма моей матери к твоему дружку. Она погибла из-за него. И мне не менее тяжелее твоего…

И вновь шаги по лестнице. Уверенные, размашистые шаги. Они приближаются к кабинету. Их звук все явственнее. Отчетливее. Нужно что-то решать. Впрочем, не так уж много вариантов для принятия решения. Я успеваю схватить тяжелую бронзовую пепельницу в виде кленового листа, которая стоит на столе. И мы с Локаревым прячемся в угол кабинета. За дверь. Мы не знаем. Что будем делать потом. Но мы знаем. Что нужно делать сейчас.

И когда открывается дверь. И хозяин. Беззаботно посвистывая и ничего не подозревая, переступает порог. Я со всей силы ударяю его пепельницей по голове. Он так ничего и не сообразив. Мгновенно теряет сознание. И медленно, с моей помощью, опускается вдоль стены. На пол.

Я перевожу дух. И опускаюсь на мягкий диван. Локарев так же машинально. Следует моему примеру и садится рядом. И неподвижным взглядом смотрит на обмякшее тело своего бывшего друга. И наконец, не выдержав, глухо всхлипывает. И опускает голову на мои колени. И его плечи вздрагивают от беззвучных рыданий.

Я глажу его спутанные темные волосы. Я молчу. Я понимаю. Что ему наконец-то нужно дать волю чувствам. Только так он сможет выйти из оцепенения. Смириться с действительностью. И воспринимать ее как должное… Только так он сможет рассуждать и принимать решения. Как бы больно ему ни было.

Наконец он успокаивается. И поднимает на меня мокрое. Постаревшее лицо.

Я приношу мартини и шоколад. Разливаю по бокалам. Мы молча выпиваем. Локарев вздыхает. И вытирает потный лоб носовым платком.

– Но я не понимаю. За что? – спрашивает он у меня.

Если бы я знала… Я пожимаю плечами.

– Но он же должен был тебе объяснить, когда нанимал? – Локарев кивает на лежащего без сознания Роберта.

– Ничего он мне не объяснял. Он просто настроил меня на убийство. А почему оно было ему выгодно – меня уже не волновало. Я была подавлена. Одержима местью.

И я вкратце рассказываю о нашем разговоре с Женей. О предсмертном письме, которое она писала якобы Локареву. О том, что я шла на убийство по существу даже толком не зная, кто мой враг.

– Я тогда плохо соображала. Все виделось как в тумане. Сознание было практически отключено.

Локарев кивнул. Он уже меня понимал.

– Но если тебя хотели убить, значит было за что. И только ты можешь дать ответ на этот вопрос.

Он задумался. Встал. Прошелся взад-вперед по кабинету, прикуривая на ходу.

– Ты не задумывалась, девочка, что любое убийство бывает кому-нибудь выгодно. Вообще убийство. У каждого есть враги. И теперь я понимаю. Что о них мы частенько не подозреваем. И невидимые враги – самые опасные.