Он просто сидел у себя и глушил вино. Пока не явился Гардвейг. Вытащил брата за шкирку из комнаты, поволок его в бордель и юноши вместе ударились в трехдневный загул.

А потом Альтрес проснулся, посмотрел на бутылки, на спящую рядом шлюху — и понял, что хватит.

Больше никто.

И никогда.

Он выкинул бутылки, забыл про вино — и отправился в обучение к старому начальнику королевской разведки. Гард посодействовал.

Лию Альтрес не видел при дворе уже лет восемь.

Ее супруг оказался редкостным ничтожеством, промотал все ее приданное и свое состояние — и они с детьми безвылазно сидели в деревне.

Ну и пусть.

Жалеть Альтреса не тянуло. Особенно когда он видел свою бывшую любовь — расплывшуюся от частых родов, с поредевшими волосами, с затравленным выражением некогда милого лица…

Интересно, какая она — эта Лилиан Иртон?

Ладно. Ройс пришлет отчет — тогда и посмотрим.

Торий Авермаль прочитал письмо от Лилиан Иртон — и поморщился.

М-да.

Значит, графиню хотели убить. Это — плохо. И купец Карист Трелони может быть связан с заказчиками.

Ладно.

Узнаем все, что только можно.

И продадим несколько кружевных изделий, которые прислала графиня. Ради хорошего делового партнера можно еще не так извернуться.

Вот второе — хуже.

Тахир просил переслать с первой же оказией письмо в Ханганат. А какой дурак сейчас пойдет по проклятому проливу?

Ну да ладно. Надо послать слугу на пристань, пусть поразузнает.

Письмо надо передать?

Вот он и передаст. С первой же оказией.

Аделаида Вельс не была умна в общем смысле этого слова.

Обычно говорят — ум. А ведь это понятие включает и эрудицию, и жизненную сметку… так вот. Если бы появилась возможность проверить Аделаиду на ай-кью — она не набрала бы и двадцать баллов. Она не разбиралась в истории, музыке, политике, она имела в голове десяток шуток и парочку историй — достаточно, чтобы поддерживать светскую беседу. В остальном она придерживалась правила 'молчи, дурак, умнее будешь'.

Но в то же время…

Она была по-крысиному хитра и нюхом чувствовала опасность для себя.

Понимала, в какую щель надо пролезть, чтобы увернуться от карающего ботинка и какой пирог пахнет ядом.

И этого у нее было не отнять.

Тоже ум. Просто… своеобразный.

Сейчас она отлично понимала — единственная ее защита от окружающего мира — Джерисоон Иртон.

Поэтому, изодрав в клочья пару платков и отвесив несколько оплеух служанке, она послала ту шпионить за комнатой Джерисона — и дать знать, когда мужчина останется один.

Ждать пришлось долго.

Сначала Джес и Рик обсуждали сложившуюся ситуацию. Потом выпивали.

Ивернейское вино обладало своеобразным действием — затуманивало разум, но тело двигалось. Вот вино из Ханганата било в ноги, оставляя ясную голову. А тут — наоборот.

Потом опять разговаривали и опять пили. Так что к себе в покои Рик отправился около полуночи. А Аделаида пошла 'на дело'.

Разделась до рубашки, протерлась салфеткой, пропитанной духами — и спустя пять минут поскреблась в покои Джеса.

Потом толкнула дверь.

Не заперто.

Отлично.

Джерисон сидел за столом. В состоянии тяжелого алкогольного опьянения, на что указывали штук восемь винных бутылок. И поднял на Аделаиду затуманенные алкоголем глаза.

— Чего… н-надо…

— Джес, пожалуйста, не гони меня.

Аделаида нашла верный тон. И прежде, чем Джес успел опомниться, упала ему в ноги.

— Джес, я люблю тебя! Я жить без тебя не смогу! Лучше сразу убей, только не гони!

Все бы подействовало. Днем раньше, еще бы чуть-чуть — увы. Только не сегодня.

Джес был пьян и зол, как черт.

Поэтому вместо поцелуя Адель получила оплеуху. И сильную.

А потом еще пару ударов ногами, когда упала на колени.

Вусмерьть пьяный Джес выбрался из-за стола, пнул женщину на прощание, выдал нечто вроде 'И щоб я т-тебя б-льше н-видел…' и отправился к Рику.

То ли спать, то ли на жизнь жаловаться.

Аделаида полежала минут десять. Потом со стоном поднялась на ноги.

М-да.

Недооценила она свое влияние.

Но что же делать теперь, что делать?