Первый поезд даже не остановился. Фельдфебель превзошел самого себя, пытаясь остановить состав. Он был вне себя от гнева. Солдаты прокричали нам с поезда, что получили приказ ни при каких обстоятельствах не останавливаться.

Раздосадованные, мы продолжали передвигаться по направлению прошедшего поезда. В любом случае наверняка колея идет параллельно шоссе; чтобы вернуться к товарищам, надо лишь повернуть под прямым углом. Плохо лишь, что мы оторвались от кухни: время обеда уже прошло. В кармане шинели у меня были припасены два куска ржаного хлеба, но доставать их я не торопился. Вскоре мы сообразили, что железная дорога проходит мимо того места, где находился конвой, и вернулись назад.

Солдаты, с которыми я разгребал снег, уже познакомились друг с другом. Они не прекращали разговаривать с тех пор, как мы отошли от конвоя.

Теперь фельдфебель уже шел во главе целого отряда, и я пытался поспевать за ним. С обеих сторон железную дорогу окружал тощий кустарник, простиравшийся вперед на несколько километров. Постепенно кустарник становился все более плотным и отодвигался все дальше от путей. Среди бескрайних снежных просторов ясно выделялась любая неровность ландшафта. Уже несколько минут я не отрывал взгляда от черного пятна, видневшегося в пятистах ярдах от нас. Десять минут спустя мы поняли, что это изба. Фельдфебель направился к ней. Видимо, это был дом железнодорожных рабочих. Фельдфебель повысил голос:

— Поторапливайтесь. Подождем здесь.

Мы перегруппировались. Молодой веснушчатый парень, один из тех, кто вместе со мною разгребал снег, рассказывал что-то остроумное своему приятелю. Мы приближались к избе, когда воздух прорезал резкий хлопок. Справа из избы показалось облачко дыма.

От изумления я не мог прийти в себя и испуганно оглядел своих товарищей. Фельдфебель распластался на земле, подобно вратарю, который ловит мяч, и зарядил винтовку. Веснушчатый парень, пошатываясь, направился ко мне; его глаза были широко раскрыты, и в них застыло глупое недоуменное выражение. Не дойдя шести шагов, он повалился на колени, открыл рот, как будто собрался вскрикнуть, но так ничего не произнес и опрокинулся на спину. Раздался второй щелчок и характерный свист пролетевшей пули.

Не раздумывая ни секунды, я бросился на снег. Фельдфебель выстрелил, и с крыши слетел комок снега. Я не мог оторвать взгляда от молодого солдата с веснушками, неподвижное тело которого лежало почти рядом.

— Прикройте же меня, идиоты, — прорычал фельдфебель, вскочил и бросился вперед.

Я посмотрел на приятеля убитого солдата. Казалось, он больше удивлен, чем испуган. Мы нацелили винтовки на избу, из которой по-прежнему раздавались выстрелы, и открыли огонь.

Звук маузера добавил мне уверенности. В ушах просвистели еще две пули. Сержант, с невозмутимым видом, выпрямился во весь рост и кинул гранату. Воздух разорвал звук взрыва. В избе образовалась брешь.

С хладнокровием, которое был сам не в состоянии понять, я продолжал наблюдать за избой. Фельдфебель по-прежнему стрелял. Я зарядил винтовку и уже готов был выстрелить, когда из развалин избы показалось две фигуры и побежали к лесу. Лучше возможности и не найти. Черная мишень была прекрасно видна на снегу. Я спустил курок… и промахнулся.

Фельдфебель тоже выстрелил в сторону убегающих, но, как и я, не попал. Немного погодя он приказал нам подняться, и мы вылезли из своих окопов.

В развалинах избы мы увидели прислонившегося к стене человека. Его лицо, наполовину заросшее густой бородой, было обращено к нам; в глазах застыло уныние. Он смотрел на нас, не говоря ни слова; на нем была не военная форма, а гражданская одежда. Мне бросилась в глаза его левая рука, покрытая кровью. В душе шевельнулась жалость. Голос фельдфебеля вернул меня к реальности.

— Партизан! — рявкнул он. — Скажешь, нет? Ты знаешь, что тебя ждет!

Он наставил пистолет на русского; тот испуганно забился в угол. Фельдфебель спрятал оружие в кобуру.

— Займитесь им, — приказал он, махнув в сторону раненого.

Мы вынесли партизана на воздух. Он застонал и произнес что-то неразборчивое.

Послышался стук колес приближающегося поезда. Но на этот раз состав возвращался в тыл. Нам удалось его остановить. Два солдата и лейтенант спрыгнули с первого вагона. Мы взяли под козырек.

— Ради всего святого, кто вы такие? — прокричал он. — Зачем вы нас остановили?

Фельдфебель объяснил, что мы ищем рабочих.

— В поезде едут только раненые и умирающие, — сказал лейтенант. — Если бы у нас были демобилизованные солдаты, я бы вам помог. А так — что я могу для вас сделать!

— У нас двое раненых, — заявил фельдфебель.

Лейтенант и без его слов уже направился к солдату с веснушками; тот неподвижно лежал там, где его настиг выстрел.

— Вы же видите, этот мертв.

— Нет, господин лейтенант. Он еще дышит.

— Да… ну, может… проживет еще минут пятнадцать… Ну ладно… мы его возьмем.

Он подал знак двум солдатам с носилками, и те подняли нашего товарища. На зеленом фоне его шинели застыла кровь.

— А второй? — нетерпеливо спросил лейтенант.

— Оттуда, из избы.

Лейтенант бросил взгляд на бородача, которому, видимо, тоже недолго осталось жить.

— Кто это?

— Русский, партизан.

— Вот оно что. Вы, наверное, думаете, что я буду заниматься этими свиньями, готовыми выстрелить в спину, чуть только отвернешься, — как будто мало раненых на фронте!